холодильник, из-за которого торчала часть стола. Ничего не услышав, он еще раз огладил поврежденную дверью голень, поднял пистолет на уровень головы дулом вверх и, прихрамывая, двинулся прямо. Шел он совершенно бесшумно, прислушиваясь к каждому шороху и, не считая боли в ноге, чувствовал себя прекрасно. В нем проснулся охотничий азарт, как это часто бывало раньше, когда он часами выслеживал очередного «клиента». Сейчас он приблизился к завершающей стадии операции, и был уверен, что несмотря ни на что, выполнит ее успешно. Оставалось только обнаружить этого придурка и всадить ему пулю в лоб. Теперь он уже не сомневался, что этот клоун и есть Стрелков, хотя, по каким-то неведомым причинам, и не похожий на самого себя. «Краской он что ли себе рожу намазал?» – размышлял Игорь Васильевич, заглядывая на кухню. Он не стал искать ответ на этот вопрос, посчитав его несущественным. Превозмогая сильную боль, он присел, заглядывая под стол, и услышал позади осторожные шаги. Быстро обернувшись, он увидел Стрелкова, крадущегося к выходу. Сделав резкое движение, Дудин вскрикнул от боли и, не удержавшись на ногах, упал. Он все же успел два раза надавить на курок, вслед убегавшему, но пули попали в закрывающуюся за ним стальную дверь. Отрикошетив от металла, пули взвизгнули, как взбесившиеся осы, и застряли в стене.
Не обращая внимания на боль, Дудин кинулся следом за Сергеем. Выскочив на лестничную площадку, он услышал, как делая огромные прыжки, его «клиент» скатывается вниз.
– Ах ты, сволочь, все равно не уйдешь, паскуда, – Дудин метнулся к лифту, который на его счастье оказался на месте.
Он вскочил в кабину и нажал на кнопку с цифрой «один». Как ни быстро спускался лифт, но Стрелков оказался быстрее.
Когда Дудин выбежал на первый этаж, он услышал как хлопнула, закрываясь, входная дверь. Выскочив на улицу, Дудин увидел серую тень, скрывшуюся за кустами, росшими по краю оврага. Игорь Васильевич кинулся в погоню. Неожиданно подоспела помощь в лице Макса, который только что вошел во двор и двигался по направлению к машине. Он без слов понял своего напарника и, доставая на ходу оружие, побежал в сторону покачивающихся кустов. Они одновременно достигли места, где Сергей Петрович спустился в овраг, и остановились.
– Что это? – Дудин поднял дулом пистолет пиджак, который был на Стрелкове.
– Думает, так легче будет, – усмехнулся Макс, – все равно никуда не денется. Как же ты его упустил, Игорь?
– Потом, – отмахнулся Дудин, – давай за ним. Стреляй только тогда, когда будешь полностью уверен, что это он. Я ведь знаю, ты в бутылку попадаешь с закрытыми глазами, если ее за веревку тащить по гравию. Здесь не балуй, а то меня еще зацепишь. Иди, я ногу подвернул, – толкнул он Макса в спину.
Макс быстро сбежал по тропинке, ведущей на дно оврага, и замер, прислушиваясь. Свет фонарей, которые высились вдоль дороги, едва достигал места, где он остановился. Но уже взошла луна, полное лицо которой висело над ночным городом, поэтому видимость была не совсем нулевой. Перестав прислушиваться – Игорь Васильевич начал спускаться вниз – Макс, не пропуская ни одного потаенного места, двинул вперед. Тут он заметил силуэт мужчины в бейсболке, прижавшегося к стволу старого сухого дерева.
– Ага, – прошептал Макс, делая несколько осторожных шагов.
То, что произошло потом с мужчиной, заставило Макса похолодеть и застыть с отвалившейся нижней челюстью. Сперва Макс подумал, что мужик просто решил пристроиться в укромном местечке по большому, потому, что тот торопливо расстегивал пояс и начал спускать штаны. Было не особенно хорошо видно, но Максу показалось, что под штанами у мужика ничего нет. То есть, не просто там трусов или еще чего, а совершенно ничего. Штаны упали вниз и рубашка осталась висеть в воздухе, хотя под нею ощущались очертания человеческого тела. Макс ходил изредка в церковь, особенно часто после очередного «заказа», поэтому, переложив оружие в левую руку, несколько раз осенил себя крестным знаменем. Пока же он стоял с разинутым ртом. Рубаха тоже упала на землю и только бейсболка парила на уровне головы. Голова вроде бы тоже была, бейсболка вдруг начала совершать круговые движения, словно ластиком с листа бумаги, стирая бледное лицо.
– Стоять, сука, – Макс услышал голос подкравшегося сзади Дудина, который, видя последние движения бейсболки, поднял пистолет и несколько раз пальнул в ее сторону.
Пробитая пулей, бейсболка упала, словно подстреленная птица.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Стрелков не пошел за женой – он был еще морально не готов предстать перед нею в своем новом качестве. Он решил все обдумать (его волновало, как он найдет Спирягина), а потому пришел в тот самый парк, где он стращал бабку-синюху, мстя ей за алчность и жестокость. На лавках почти никого не было, так что, удобно устроившись на одной из них, стоявшей на отшибе, Стрелков принялся размышлять. Он провел за этим занятием около получаса, когда его глаза, отдыхавшие после вчерашнего солнца в рассеянно- пасмурном свете высокого, выстеленного сплошным облачным покровом неба, уловили вдали знакомый силуэт. Слегка вихляющаяся походка, выдававшая в человеке отсутствие того, что обыватели гордо именуют здравым смыслом, со сквозящей в ней некой инфантильной расхлябанностью и беззаботностью, которыми отличаются тихопомешанные, показалась Стрелкову странно знакомой. Когда силуэт приблизился, Сергей признал в женщине вчерашнюю молодуху, спроваженную старой «коброй».
Он мечтательно, сам не зная чему улыбнулся. Женщина была все также густо накрашена. Она прошла мимо, ища, очевидно, пустые пивные бутылки. Опасаясь задерживаться в скверике как в прошлый раз, она направилась к противоположной стороне площади. Стрелков, не долго думая, нагнал ее и пошел сзади. На этот раз женщина не стала шляться по магазинам, разглядывать витрины. Что-то тихо напевая себе под нос, она брела по широкой улице, пока не свернула на менее широкую, более витиеватую и «пахучую». Потом, подобно тому как толстый кишечник переходит в тонкий, относительно приличная улица вывела ее в шагаловский мир. Выщербленный тротуар, нафаршированный колдобинами и рытвинами, принялся петлять с сатанинской скоростью, запах помоев бил в нос, клумбы заросли причудливо-пыльными джунглями вредных трав и лопухов, старые, покосившиеся домишки как-будто играли ставнями – те вихлялись на кривых окнах, давно некрашенные, раздолбанные, изобилующие трещинами и дырами. Стрелков с удивлением – ему редко приходилось скитаться по таким местам – наблюдал за торчащей из стены ветхого строения трубой, по которой канализационные отходы стекали прямо на землю.
У него в горле стоял ком, но он продолжал «преследовать» женщину. Она казалась ему повелительницей некой сказочной страны, где вместо роскошных палат предлагалось поселиться в трущобах, в этих гнездах нищеты, пропахших помоями и мочой, где жизнь странно балансировала на грани медленного угасания и окончательного распада.
Женщина дошла до еще добротного двухэтажного дома, с трудом открыла тяжелую, с тугой пружиной дверь, обитую выкрашенными в красно-коричневую краску железными листами, и вошла в тихий тенистый дворик. Стрелкову не удалось войти вместе с ней, он хлопнул дверью и замер, следя за реакцией женщины на шум. Но та как-будто не удивилась тому, что дверь сама собой открылась и закрылась. Это окончательно убедило Стрелкова, что гражданка не в себе. Она подошла к форточке в покосившейся раме, сунула туда руку и достала ключ. Потом подошла к двери, находящейся в трех шагах от форточки, в торце дома, сунула ключ в замочную скважину и, повернув, вошла внутрь. Стрелков держался как можно ближе к ней. На этот раз ему удалось проникнуть в дом вместе с хозяйкой. Он очутился в сумрачном и полупустом помещении, напоминающим сени. До его ноздрей донесся запах кошачьей мочи, он почесал нос, стараясь не думать о такой мелочи, как этот аммиачный аромат. Открыв обитую драным войлоком дверь, минуя комод доисторических времен, женщина прошла в кухню-туалет. Рядом с двухконфорочной газовой плитой, поблескивая чистотой, пристроился унитаз. Это неожиданное соседство, как, впрочем, и стерильность, находившемуся по грязным улицам Стрелкову казались вещью странной, почти несбыточной. Не задерживаясь тут, женщина продефилировала в комнату.
Круглый стол, обшарпанный диван, несколько стульев и массивный шифоньер из светлого дерева составляли ее скудную, почти отшельническую обстановку. В углу белела газовая печка, придавая дому что-то интимное и простодушно-сельское. В комнате было чисто, деревянные полы – вымыты, занавески –
