некий музей.
-- Обычно у хозяина нет подобной привычки, он домосед, хотя кто знает.
-- Клод, где спальня д-ра Скотта? -- вдруг сказал я, почему-то подумал о спальне -- и, к сожалению, оказался прав...
Охранник, по-видимому интуитивно почувствовав в Пани старшего, вопросительно на него посмотрел; как, впрочем, и я на него.
' Пожалуйста, Клод, покажите нам дом,-- верно уловив обеспокоенность в моем взгляде, принял решение Пани, -- А Вы, Гоне, проверьте парк, а после давайте сюда всю прислугу, если не ошибаюсь, она расположена в том небольшом домике, за оранжереей...'
Мы бегло осмотрели первые два этажа, однако ничто не привлекло нашего внимания, и только на третьем...
' Здесь рабочий кабинет, библиотека, спальня,..'-- едва мы вышли из лифта в коридор, объяснил Клод.
В доме Скотта полы всюду были из красного дерева, и потому мы не сразу заметили потемневшие капли крови рядом с кабинетом.
Пани присел на одно колено:
'Совсем свежая...'
Я заглянул за приоткрытые двери -- никого. Следы крови вели в спальню. Пани скрылся за ее дверью и тотчас позвал нас.
Когда мы вбежали, Пани стоял посреди комнаты, а на кровати лицом вниз лежал Скотт, на его сорочке рдели алые пятна...
'Мсье де Санс, вы ведь, кажется, врач... не смогли бы вы осмотреть тело?' -- произнес Пани.
Чтобы исполнить его просьбу, мне не понадобилось много времени, вот только далось это нелегко... Смерть Скотта наступила примерно за два-три часа до нашего прихода, а пули попали в область сердца и живота, -- обо всем этом я и сказал Пани.
' Благодарю вас, мсье, -- кивнул мне Циклоп, -- пойдемте, господа, надо дождаться приезда полиции, ему мы все равно уже ничем не поможем.'
В гостиной он звонил по телефону, сообщал об убийстве, когда вместе со служанкой вернулся Гоне. Служанка, полная обаятельная женщина средних лет, услышав, что ее хозяин мертв, изменившись в лице, тихонько вскрикнула
-- Это все, Гоне? -- положив трубку, спросил Пани.
-- Да, мсье.
-- Повара Жака хозяин на сегодня отпустил, а Луиза уехала в деревню и будет только послезавтра, -- выпалила на одном дыхании служанка и притихла, словно испугавшись собственной смелости.
-- Ваше имя? -- посмотрел на нее Пани.
-- Мария... Мария Кантера, -- уже иным, дрожащим от волнения голосом произнесла женщина.
-- Когда Вы в последний раз видели д-ра Скотта?
-- Он проводил этого мсье, -- она покосилась на меня, -- затем попросил позвать Жака... Мсье приезжал сразу после завтрака... значит, было около десяти утра.
-- И больше вы его не видели?
-- Нет, мсье. Когда Жак вернулся от хозяина, то сказал, что уходит на весь день, что до хозяина, то он у нас строгий и не позволяет беспокоить попусту...
-- Вам не известно, у д-ра Скотта в доме было оружие?
-- ...Да, пистолет, обычно он лежал в ящике стола, в кабинете...
-- Мэм, вы ничего необычного не заметили? Может быть, за завтраком? Или в последние дни?
-- Наш хозяин всегда словно лед, он вида-то никогда не подаст, хоть все плохо, хоть все хорошо. Вот с дочкой они последнее время не ладили, это точно.
-- У них были ссоры?
-- Нет, но я видела: отношения у них испорчены.
-- Вы можете объяснить .в чем это проявлялось?
-- Да нет же, испорчены были и все тут...
Андрэ Пани еще долго терзал горничную, затем Клода, затем Филиппа Конс -- второго охранника, и его ответы Циклопу я не могу не передать...
-- Скажите, Конс, кто-нибудь сегодня приезжал на виллу?
-- Этот месье, утром (естественно, речь шла обо мне).
-- Кто-нибудь еще?
-- Нет... Впрочем, после него приехала мадемуазель Элен, ее все утро не было дома.
-- Вы все время находились в дежурке?
-- Я, да...
-- А Клод?
-- Да его-то и не было с час... но он наверняка был у Марии, он, бывает, заходит к ней.
-- В котором часу?
-- С трех до четырех...
-- Элен Скотт уехала в это время?
-- Да.
-- Вам ничего не показалось странным?
-- Пожалуй, мсье... мадемуазель едва не снесла ворота, притормозив от них в каких-то сантиметрах...
-- Она ничего не сказала?
-- Мсье, у хозяев нет привычки докладывать нам.
-- Конс, скажите, а можно ли проникнуть в парк, на виллу, минуя вас?
-- Хм... если я скажу 'да' -- меня надо уволить... Не думаю, мсье... здесь столько аппаратуры за каждым деревом, а вдоль забора -- собаки на привязи, любого разорвут...
В этот момент их беседа прервалась -- приехала полиция...
Меня и Рейна Пани довел до ворот, сам он пока не собирался покидать виллу. Я шел и думал об Элен. Где она? Что с ней? Думал о ней и Пани.
-- Мсье де Санс, кстати, как складывались отношения отца и дочери, у них не имелось причин для вражды?
-- Послушайте, вы!!! -- возмутился я собственной догадке, -- к чему вы клоните?
-- Во всяком случае, этого нельзя исключить... -- мягко сказал Пани.
-- Бред, -- отказывался верить я.
-- Будем надеяться, что скоро все проясниться...
Я подвез Рейна до города. Расстались мы очень сухо. Только в те минуты я понял, насколько он мне неприятен, и, вероятно, Рейн это почувствовал.
Слишком многое вместил в себя тот день... Смерть Томашевского, загнанного в угол собственным гением... Смерть охотников, ставших дичью, и тех, кто вытянул несчастливый жребий, оказавшись утром в больнице Ретуни... Смерть Скотта, до конца мной никогда не понятая, и что если справедливая... но, увидев его мертвым, я не мог избавиться от щемящей сердце тоски... Когда-то я называл его своим другом и теперь его не стало, совсем...
Вокруг сеяли смерть. Но это была лишь прелюдия к кошмару, который ждал всех нас впереди...
Уик-энду, пронесшемуся черной тучей, не суждено было уйти мерной поступью. Ровно в полночь новости одной из государственных телекомпаний вышли с сенсационным материалом: некто, пожелавший остаться неизвестным, передал журналистам документы частного расследования по террористической организации 'Адам и Ева'. В течение десяти минут телеведущая смаковала будоражащие воображение подробности гибели десятков мутантов. О Ретуни еще не знали...
30.
Спустя два дня хоронили Скотта. Было около полудня, по-летнему ясно и солнечно, по-осеннему ветрено и нежарко. Всего несколько человек провожали Вильяма в последний путь: двое его коллег -- врачи клиники Рикардо, знакомая вам Мария Кантера, я, Филидор, Андрэ Пани и священник. Все были одеты в траур, хранили скорбное молчание, никто не плакал... Священник произнес надгробную речь...
