-- Я хочу увидеть Элизабет де Санс, мою жену...
Тароко повел бровями, как бы говоря 'Ну, что ж...' и предложил пройти с ним. Признаться, я не ожидал, что все разрешится столь скоро и без каких-либо усилий с моей стороны, очевидно, со смертью Скотта тайна утратила смысл.
Вскоре мы оказались у блока 10А, расположенного где-то под самой крышей клиники.
-- Это здесь, -- сказал Тароко, -- В этом блоке всего две палаты, одна пустует, в другой ваша жена... Блок закрывается снаружи. Я буду ждать Вас десять минут. Если будете больше -- вызовите по телефону '021' сестру. Я предупрежу... Прошу Вас.
Тяжелые, словно в швейцарском банке, двери впустили и закрылись за мной. Я оказался в узком коридоре длиной не более шести метров, стену справа скрывали светлые шторы, слева, от потолка до пола, было толстое стекло, за которым располагалась комната с двумя широкими окнами. Интерьер ее не отличался изысканным вкусом: привинченная к полу кровать, привинченные к полу стол и стул и почему-то ничем не защищенный аквариум. На кровати, словно покойница, лежала старуха, аккуратно расчесанные седые волосы были разбросаны по подушке. Взгляд ее, неподвижный, нашел на потолке только ей принадлежавшую звезду, никому, никогда не доступную, ставшей только ее Вселенной.
Я не видел Элизабет, предо мною была высохшая, исхудавшая до соприкосновения со смертью, маленькая старушонка.
Я вошел в комнату, встал над ней, произнес вслух ее имя.
Но ее не было рядом. Она была далеко, у той звезды.
Я поднял к небу, или к ее звезде, глаза и прошептал молитву, ту, которую знал, или скорее придумал сам.
'Господи милосердный! Ну, за что же ты караешь детей своих...
Господи... Мы так слабы, Господи! Так за что же?..
Будь милосерден... Молю тебя, Господи!'
Может быть, если бы не эта молитва, я не увидел бы врезанный в стену над кроватью небольшой сейф. Мне словно подсказывали свыше -- не Бог, а дьявол вершил здесь суд.
Я тотчас вспомнил 'СА666',.. и не ошибся. Но нашел я там не только, как того ожидал, дневник Скотта, но и кейс; и понял, что это кейс Томашевского. Впрочем, в тем минуты ни то, ни другое не слишком взволновало меня... Той, которую раньше звали Элизабет, больше не было. Осталось лишь имя.
-- Вы можете навещать ее в любое время. Хотя это и бесполезно, -- уже после говорил мне доктор Тароко, -- Она почти не принимает пищи, должным образом не оправляет естественных надобностей, но иногда встает и часами, не отрываясь, смотрит на рыбок...
Это было мое последнее посещение клиники Рикардо.
Я вышел за ворота больницы, сел в терпеливо поджидавшее меня такси. В раздумье посмотрел на кейс и, словно совершенно никчемную вещь, швырнул его на сиденье.
'К черту! Неужели он стоит всей пролитой из-за него крови, моей перевернутой жизни'... -- закипела во мне злоба.
Я попросил у таксиста телефон и набрал номер Куена. Разговор получился коротким.
-- Райкард Куен, слушает.
-- Это Морис Да Санс, кейс у меня.
-- Где Вы?
-- У клиники Рикардо.
-- Оставайтесь там же. Я скоро буду.
В моих руках оказался дневник Скотта. Для меня он значил гораздо больше кейса.
Скот был немногословен; порой перерывы межу записями составляли недели, а то и месяцы, к тому же врач-психиатр в нем очень часто заслонял простого смертного.
На 33 странице под датой впервые упоминалось об Элизабет.
'...Ближе к вечеру в клинику поступила больная, Элизабет де Санс. Как она прекрасна!'
А через десять страниц...
'...Познакомился с Морисом де Санс. Как жаль, что у Лиз есть муж...'
Судя по следующим записям, лечение Элизабет протекало успешнее, чем я думал. Вот некоторые из них:
дата: '...-6' дает поразительные результаты. Вчера к Лиз на двадцать часов вернулась ясность мысли... Спрашивала о Морисе, матери, но ни разу не вспомнила о дочке. Почему?'
дата: '...снизил дозу '...-6' вдвое, результаты обнадеживающие. В состояние депрессии Лиз впадает только с наступлением сумерок...'
И, наконец, приведу несколько фрагментов из дневника, которые, как мне кажется, проливают на истину свет:
дата: '...Сегодня с Лиз случилась истерика. Во всем виноват визит ко мне Рейна. Столкнувшись с Рейном в дверях кабинета, она сразу узнала его... Пришлось вызывать санитаров и насильно отвести ее в палату. Однако после беседы с Рейном очень многое для меня прояснилось. Вечером был у нее -снова глубочайшая депрессия. Кажется, я отброшен как минимум на три месяца назад.
дата: '...нашел сына Лиз, когда следил за Рейном. Могу себе представить состояние женщины (ее возраста!), не имевшей ранее детей, увидевшей вместо желанного ребенка монстра. Мальчик родился первым, и она ничего не знала о дочери... Звонил Рейн, кажется, он хочет вытянуть из Мориса кругленькую сумму'.
(Ниже я обнаружил адрес Лауры... У меня исчезли последние сомнения).
дата: (спустя год)
'...Она не хочет больше меня видеть. На душе скверно. Весь день шел дождь, весь день я бродил по набережной Сены. Никто не знает, как боюсь я ее потерять...'
дата: (спустя год)
'...Отменил препарат '...-6'. Я не хочу ее терять... Она Моя!..'
Мне никогда не узнать всю правду до конца. Я могу лишь строить догадки, впрочем, не лишенные оснований.
За то время, когда я и Скотт были рядом, он ни словом не обмолвился о том, что к Элизабет возвращалось сознание. Очевидно, тогда же он запрещал мне с ней видеться по десять -- пятнадцать дней, объясняя это как раз наоборот -- ухудшением состояния. Он умолчал и о сыне, хотя знал о нем уже тогда. Но почему в последнем нашем разговоре Вильям не сказал того, что мой сын мутант? Почему умолчал... Пощадил?.. С какой стати?
Скотт ничего не пишет о той злополучной ночи, с которой все началось тридцать лет назад. Правда ли, что он встречался с Элизабет? Правда ли то, что она любила его? -- Это не столь важно. Важно другое. После того, как, надо полагать, Элизабет отвергла Вильяма, он вскоре отменяет препарат '...-6', который, вероятно, мог сыграть решающую роль в ее выздоровлении, более того, вообще, если судить по записям в дневнике, напрочь отказывается от мысли вылечить ее. И через три года рождается Элен. Но, может быть, я ошибаюсь, и Скотт просто отчаялся спасти Элизабет? Ведь даже после длительных периодов прояснения рассудка она снова и снова теряла нить, связующую ее с этим миром.
И все же, думаю, была права Патриция -- Скотт сознательно порвал эту нить, своими руками...
Странная бывает любовь...
Перелистнув последнюю страницу дневника, я еще долго всматривался в белое здание клиники, в ее квадратные окна, словно пытаясь найти в них Элиз, но только не ту, которую видел сегодня. Лишь приезд Куена заставил меня отвести будто окоченевший взгляд.
Он подошел, поздоровался, сел ко мне в такси.
-- Я должен Вам сказать... Пани убит...
-- Уже знаю... Этот? -- Куен взял кейс.
-- Да...
-- Все-таки в клинике?
-- Да... -- у меня не было желания вступать с ним в диалог. Похоже, Куен почувствовал мое настроение, и потому, пожимая на прощание руку, как-то по особенному понимающе покачал головой и сказал лишь короткое: 'Удачи!
