горсовета преступна. Она имеет целью продажу Древлянска и древлянцев иностранным фирмам на вечные времена.
В связи с вышеизложенным Коллегия предлагает:
1. В вышеназванном 'Листке' опубликовать планы продажи Древлянска для всенародного порицания.
2. Вам и Вашим заместителям Чудоюдову и Рыбакитину подать в отставку.
3. Наметить день перевыбора депутатского корпуса с целью выбрать людей совестливых.
4. Срок исполнения -- три дня.
5. В случае невыполнения первых четырех пунктов Коллегия оставляет за собой право отстранить от власти Вас и Ваших заместителей. Способы устранения вплоть до самых скорых и радикальных, по нашему усмотрению.
По поручению Коллегии древлянских воевод, городничих и городских голов:
стольник князь Иван Иванович Чертенок,
меньшой Сытин,
лейб-гвардии капитан Арсений Фалалеевич Зернов,
статский советник потомственный дворянин
Дмитрий Васильевич Чапельников'.
-- Каково? -- спросил Рыбакитин, закончив чтение, и протянул грамоту Федору Федоровичу.
-- А главное, -- тряхнул шевелюрой Чудоюдов, -- вранье.
-- Ложь, -- поддакнул Обалдуев, -- несомненная ложь...
-- Правда, -- прервал его Чудоюдов, -- газета кое-что писала, но со свободной прессы что возьмешь!
-- В репертуар же кинотеатров, а тем более видеосалонов мы не вмешиваемся, -- подхватил Рыбакитин.
-- Конечно, -- просипел Обалдуев, -- мечта есть: Древлянск -город-сад, и мы пытаемся реализовать мечту. Но не таким однобоким способом. Я, товарищи, в первую очередь -- патриот!
На последней фразе голос его прорезался, он произнес слова громко, но с какой-то странной интонацией -- словно бы признался в патриотизме не присутствующим, а тем, кто находился вне стен горсовета, но все слышал. Будто бы этой фразой он отрекался от Чудоюдова и Рыбакитина.
-- Ну нет, -- распознав отречение, заерзал на стуле Рыбакитин. -Разговоры, конечно, велись. Соберемся так вот, сядем и поговорим. Но только для разминки мозгов, чтобы прикинуть все 'за' и 'против'. Оптимальные пути искали.
-- Да, -- кивнул усатый радикал-интеллектуал, -- мы на собраниях блока тоже, бывает, мечтаем.
-- Вот-вот, -- обрадовался Чудоюдов.
-- Но это же еще ничего не значит, -- поднял плечи к ушам Рыбакитин, а Обалдуев, поняв, что соратники не позволят от них отречься, воскликнул, переведя 'я' во множественное число:
-- Мы -- патриоты!
-- Разберемся, -- по привычке небрежно усмехнулся главный милиционер, но тут же напустил покой на физиономию, сообразив, что здесь не предварительный следственный изолятор, а другого начальства в городе пока нет и его невольный душевный всплеск может отразиться на карьере. Обомлев, затараторил, дабы обилием слов укрыть промах: -- Разберемся, разберемся, вычислим и арестуем. Не таких сыскивали. Как ни крути -- наскок на власть! Мы им быстренько на мозоль наступим. Силы у нас имеются.
-- Поживем -- увидим, -- задумчиво выразился военком. -- Лично меня пока интересует почему-то стол. Жалко, в городе нет знатока холодного оружия.
И тут Федора Федоровича будто кольнуло:
-- Есть.
-- Что есть? -- повернулся к нему полковник.
-- Знаток есть, -- пояснил Федор Федорович. -- Дед Акимушкин. Иван Петрович. Четыре войны в кавалерии отвоевал.
-- Адрес? -- спросил полковник приказным тоном.
Федор Федорович назвал адрес. Военком, сняв телефонную трубку, набрал номер и пророкотал приказ:
-- Садовая, 21, Иван Петрович Акимушкин. Вежливо, с бережением срочно доставить на квартиру товарища Обалдуева. Скажите, для консультации. -Обернувшись к Обалдуеву, сообщил: -- Через двадцать минут консультант будет. Можно и нам отправляться.
-- Хорошо-хорошо, -- засуетился Обалдуев, -- только вот... Товарищ Ханзель, осмотрите перстенек. Судя по всему -- стекляшка, но интересно, чьего производства, какими путями могла попасть в Древлянск. Это тоже облегчит розыск.
Старик Ханзель, выпроставшись из своего угла, одернул двубортный пиджак, просеменил к столу, принял перстень.
-- Мое почтение, -- поклонился и выплыл из кабинета.
6
Не правы критики, утверждающие, будто за время перестройки в нашей жизни ничего не изменилось, но вдвойне не правы, которые утверждают, что стало хуже, что год восемьдесят пятый ни в какое сравнение не идет с девяносто первым. Просто у таких людей глаза закрыты на доброе или, точнее сказать, видеть доброе для них -- непосильный труд, ибо добра-то иной раз наищешься, а плохое -- прищурился, и вот оно.
Автор лень такую не поддерживает. Мало того, он, широко раскрыв глаза, неустанно ищет положительное в нашей жизни, чтобы в пику критикам воскликнуть: вот хорошее!
Если бы шесть-семь лет тому назад автору довелось описывать исход отцов города из горисполкома, то ему, очевидно, пришлось бы написать так: 'Выйдя на улицу, товарищ Обалдуев поместился в черную 'Волгу' с торчащим из крыши штырем радиотелефона; сопровождающие его лица уселись в 'Волги' без штырей -- и пыль столбом', после чего, поразмыслив, зачеркнул бы 'пыль столбом' как двусмысленное сочетание, заменив невинной фразой: 'и поехали осматривать объект согласно текущему плану проверки'.
Но совсем другое дело теперь. Сейчас так уже никто не пишет, тем более если по-старому написать, значит, извратить картину. Нет, судари мои, что-что, а порядок передвижения председателя горсовета в ряде случаев совершенно изменился. Ныне, в 1991 году, первым на улицу вышел... Кто бы, вы думали? В жизни не догадаетесь! Представьте себе -- Федор Федорович. За ним -- главный милиционер, потом Рыбакитин, за Рыбакитиным -- Чудоюдов и военком, потом усатый радикал-интеллектуал и уже только потом Обалдуев. Вот как дело-то было! И никто из вышедших не забрался в автомобиль, а парами, растянувшись метров на тридцать, чинно зашагали, как шагают по всей стране рядовые труженики. Нарисованной картиной автор укоряет очерняющих нашу действительность критиков и в душе победно смакует сей положительный факт.
Шествовали начальники и перебрасывались фразами, приличными неспешному своему движению.
-- Весна, -- сообщил военкому Обалдуев. -- За делами не заметил, как наступила.
На что военком соответственно пробасил:
-- И лето, не успеешь оглянуться, кончится. А там -- осенний призыв, потом весенний. Вся жизнь из года в год от призыва до призыва.
Идущий впереди всех главный милиционер молчал, потому что в уме решал задачу: как бы незаметно направить шествие так, чтобы стороной обойти Аллею древлянских героев? Прошлой ночью, несмотря на дополнительно выделенный милицейский наряд, кто-то в четвертый раз переколотил фонари в Аллее, и теперь бюсты героев осуждающе косили глаза на осколки, сверкающие на асфальте. Вместо службы патрульные в опорном пункте играли в домино, в рапорте же указали, что ночь напролет чинили сломавшийся 'газик' 'с целью во что бы то ни стало подвижное средство ввести в строй к утру'.
-- Пойдем по улице Гоголя, -- решил наконец главный милиционер, -- так короче.
-- Правильно, -- одобрил Чудоюдов. -- Кстати, посмотрим, что делают с домом купца Калашникова.
И милиционер, облегченно переведя дух, принялся думать, что раньше фонари не били, а теперь бьют, и это странно: и раньше, и теперь город патрулировался одинаково. 'До пенсии спокойно дослужить не дадут! -остервенился он на древлянских хулиганов. -- А если с нового года безработица? Да тогда запросто прогоришь на одних только битых витринах и опрокинутых телефонных будках'.
Федор Федорович с усатым радикал-интеллектуалом шли молча. Федор Федорович безмолвствовал по
