Бабах, плеск, бабах.
Клок поворачивается ко мне и говорит:
— А Бырина мамаша ничего. Вот ее бы выебать. Карпекина — она сидит за одной партой с Клоком — кривит губы.
— Вообще у нее счас ебарь есть. Какой-то начальник с химзавода. Я его видел, — продолжает Клок.
— А ты у Быры расспроси поподробнее. Он же, наверное, каждую ночь смотрит. И дрочит.
Мы оба хохочем. Дверь открывается, входит Быра с красной мордой. Он молча идет на свое место и садится.
Мы с Быком идем по его улице — грязь сплошная, никакого асфальта, как в деревне какой-нибудь задроченной. Бык сказал — давай не пойдем на географию, сходим ко мне, пожрем. Я был не голодный, но согласился.
— Ты, наверное, минут сорок идешь до школы? — спрашиваю я.
— Ни хера. Минут двадцать. Некоторым, бля, везет: дом через дорогу.
Он имеет в виду меня.
— Зато ко мне всегда прислать могут, если вдруг не приду, а к тебе — хуй: никто не найдет, заблудится, бля.
Входим во двор. Гавкает облезлая дворняга на цепи. Мать Быка снимает с веревки заплатанный пододеяльник.
— Мам, у нас пожрать что-нибудь есть?
— Пожрать? Тебе только жрать. Я только на него работаю, а он еще друзей водит пожрать. Она — совсем старуха, лет пятьдесят или больше.
— Я тебе говорила уже, чтобы никого не водил. Батька твой все водил друзей, все пили, пили, пока допился. Теперь ты — сначала пожрать, потом выпить, потом опохмелиться… Ладно, на кухне борщ, наливайте сами.
— А что с твоим батькой? — спрашиваю я, когда мы заходим в дом.
— Повесился. Пил две недели, не просыхал. Потом повесился на чердаке.
— Давно?
— В том году. Оно и хорошо. Если б не повесился, я бы его сам прибил. Он выебывался пьяный, ко мне лез, к мамаше.
Бык наливает нам по тарелке борща и отрезает по куску хлеба. Мы торопливо хлебаем борщ, потом идем назад в школу.
На остановке ко мне и Вэку подходят Клок с Быком и трое «старых» пацанов — Гриб, Обезьяна и Цыган. Гриба так зовут за толстые губы. Он раньше злился, потом привык. Обезьяна — урод и тоже раньше ненавидел свою кличку, но его все равно все так звали. А Цыган — из настоящей цыганской семьи, они живут недалеко от Быка.
— Что, малые, капуста есть? — спрашивает Обезьяна.
— Так, копейки.
— Ну, рубля три наберете?
— Если только два.
— Ладно, два так два. Пошлите возьмем тогда, потом к нам в контору бухать. Какой класс — восьмой? Пора вам уже на своем районе, как свои… Это самое, скоро на сборы будете за район ходить.
Подходим к магазину.
— Бабок мало. Надо еще стрясти, — говорит Обезьяна. Мы становимся у входа. Гриб — впереди, остальные — немного в стороне, но так, чтобы было видно, что он с нами. Гриб останавливает какого-то малого:
— Э, слышь, дай двадцать копеек.
Малый смотрит на Гриба, потом на всех нас, вытаскивает из кармана монетку, отдает Грибу и бежит в магазин. Потом подходит Егоров из нашего класса.
— Дай я сам с этим побазарю, — говорит Вэк — хочет повыделываться перед остальными.
— Привет, Егоров. Дай двадцать копеек.
— Не могу. Мне не хватит.
— Дома скажешь — потерял по дороге.
— Нет, не могу.
— Ну, что-нибудь придумаешь.
— Сказал же: не могу.
— Что ты с ним возишься? — Цыган подходит поближе. — Ты что, малый, пиздюлей захотел?
— Давай отпустим его, — говорит Клок. — Он с нашего класса. Отличник. Списать дает, если что.
— С вашего класса? Отличник? Ладно, пусть идет.
