— Подо мной не тащилась. Лежала, как не живая.
— Подо мной тоже. Под Обезьяной тащилась, это я видел.
— А если с ней счас попробовать? — спрашивает Клок.
Вэк смотрит на него, как на припизженного: — Тебе что, баб мало? Зачем тебе эта конченая?
— А если с Гулькиной? Она еще ходит с тем своим?
— Не знаю. Но она тебе не даст за просто так. Надо будет ее в кино, мороженое-хуеженое: заебешься. Надо искать такую, чтобы сама ебаться хотела — во-первых, чтоб лет восемнадцать и чтоб ни с кем не ходила постоянно.
II
В троллейбусе по дороге на УПК встречаю Кощея. Он держит под мышкой пластиковый пакет с тетрадками. Он в темно-сером костюме, которые выдают в училищах, на ногах — старые кеды.
— Привет, — говорю я.
— Привет.
— Ты где сейчас?
— В четырнадцатом.
— И на кого учишься?
— На автокрановщика. И еще на тракториста и бульдозериста.
— Все сразу?
— Да. Три специальности.
— Ну, учись, учись. Будешь в колхозе работать.
— А ты в девятом?
— Да.
— А кто еще из пацанов пошел в девятый?
— Кроме меня только Егоров, Заметкин и Овчаренко.
— А Иванов?
— Нет, тоже куда-то делся.
— Говорят, Клок в тридцать втором, на повара.
— Да, точно. Там в группе — трое пацанов, остальные тридцать человек бабы. Он специально пошел туда, чтобы было, кого ебать.
— А Бык с Вэком?
— Эти в четырнадцатом, на слесарей. Сигареты есть?
Кощей вытаскивает пачку «Примы». Я беру одну.
— Тебе сейчас выходить?
— Нет, через одну.
— Ну, давай.
— Давай.
На НВП военрук ведет нас — четверых пацанов — в свою каморку, которая под сигнализацией и закрывается сначала решеткой, потом железной дверью. Там у него несколько «калашей» с распиленными стволами и патроны. Когда мы были во втором классе, Митяй — он тогда был в восьмом — залез в эту каморку и стырил две коробки патронов, а потом продал по десять копеек пацанам из первого и второго класса. Я не купил — у меня копеек с собой тогда не было, а остальные почти все купили, даже Егоров. Ему потом больше всех ввалили — типа, отличник, а такое натворил: «в тихом болоте все черти водятся». Митяй, говорили, сел потом лет на семь или на восемь: кого-то «пописал».
— Как называется это отверстие? — спрашивает военрук. Он уже старый дядька, и морда красная, как у всех алкашей. Говорят, он бухает прямо в школе, между уроками: запрется в своей каморке и вмажет.
Все молчат — или не знают, или не хотят высовываться.
— Ну так что, как называется это отверстие?
— Анальное, — говорю я.
Все хохочут, кроме военрука.
— Вон отсюда, скотина и моральный урод, разлагаешь дисциплину. Это же надо — додуматься. Тут кругом враги повсюду, такая обстановка в мире сложная, а ему все шуточки. Вон отсюда!
Я поднимаюсь, беру сумку и выхожу.
Бык все лето работал на овощной базе — сбивал деревянные ящики для помидоров, заработал рублей триста и купил себе старую «Яву» — «щучку». Теперь все время возился с ней: собирает, разбирает, что-то ремонтирует. «Щучка» его добитая, но иногда заводится, и он тогда гоняет на ней по району с таким видом, типа на «Кавасаки». Я захожу к нему вечером, и он предлагает:
— Поехали кататься.
