Летчик принес Максима к старенькому 'Москвичу', усадил на переднее сиденье. Сам зашел с другой стороны, стал втискиваться в кабину. 'Москвич' застонал и присел на рессорах.
- Старость...- сказал летчик и немного смущенно покосился на Максима. Потом озабоченно спросил: - Не болит? Не сгибай пока ногу.
Максим глянул на колено и коротко вздохнул: красное пятно сделалось больше.
Летчик стал торопливо давить на педаль стартера. 'Москвич' зачихал.
- Сейчас, быстренько доедем...
- А куда?- спросил Максим.
- Туда, где Управление Аэрофлота. Может быть, видел?
- Конечно, видел! Я там во дворце в ансамбле занимаюсь. Видите, и форма такая: хор 'Крылышки'.
- Вот и отлично, - прогудел летчик. - Я сразу понял, что ты из наших... А чего это ты приземлился так неладно?
- Да... из-за одной растяпы,- небрежно сказал Максим.- Утюг оставила включенный, а дверь захлопнулась. Пришлось лезть на третий этаж. Хорошо, что успел: уже гореть начало...
- Да ты герой, - серьезно сказал летчик.
У Максима уши стали теплые, и он отвернулся к окошку. Они уже ехали. Скоро замелькали дома на знакомой улице Титова.
- Сейчас домчимся, - опять зарокотал летчик. - Там тебя быстренько починят. Промоют, перевяжут... Ну, укольчик в одно место, без этого никто не проживет. И будешь прыгать, как новенький.
- Укольчик-то зачем?- слабым голосом откликнулся Максим.
- Надо, братец. Чтобы глупого риска не было. У нас в сорок пятом году бортмеханик был - всю войну целехонький прошел, а потом руку поранил, загрязнил и помер. На двенадцатый день скрючило всего от столбняка. Так что лучше уж сразу делать как надо.
Вот и все. Никакой надежды. Теперь, даже если была бы возможность спастись. Максим не стал бы убегать. Потому что укол-это страшно, однако помирать в неполные десять лет-тоже что хорошего? Особенно когда у тебя на счету столько побед, а кругом лето...
Обида
'Москвич' остановился у здания, где было Управление Аэрофлота. Но не у главного входа, а сбоку. Летчик со скрипом выбрался наружу, обошел машину, открыл дверцу с Максимкиной стороны. Добродушно протянул большущие ладони.
- Ну что, пилот, пойдем на ручки?
Неизбежное приближалось. У Максима в животе и груди ощущалась холодная пустота, а в ней противно и однотонно стонали беспокойные струнки. Все это и называлось 'страх'. От такого чувства слабеют ноги, если даже они обе здоровые.
Но, кроме страха, в человеке есть гордость. Она со страхом борется, и они стараются друг друга повалить на лопатки. В Максиме никто из них пока не повалил другого. Максим стал вылезать из 'Москвича'.
- Я сам пойду.
- А не больно?
Максим осторожно ступил на левую ногу. Боль толкнулась в разбитом колене, но терпимо. Это был пустяк по сравнению с тем, что Максима ожидало.
- Ничего, можно идти, - уныло сказал он.
- Ну и молодец.
Они прошли через садик, и Максим увидел в стене голубую дверь, а на ней белый кружок с красным крестом. Вот такая жизнь! Боишься, боишься, и наконец все равно случается то, чего боишься.
Он вспомнил слова летчика про 'положенное место' и успокоил себя, что, наверно, это не так больно, как под лопатку. Хотя, с другой стороны, конечно, неприятнее... Но ведь в санчасти у летчиков наверняка все врачи - мужчины. Так что ладно уж... В прохладном коридоре был ряд белых дверей. Летчик пошел к самой дальней. Максим, прихрамывая, - за ним. Струнки в нем перестали стонать, но дрожащая пустота внутри осталась.
В санчасти все оказалось так, как ожидал Максим. Бинты, склянки и блестящие штучки на стеклянных этажерках. Белые стулья и тахта, накрытая клеенкой.
Только врача-мужчины не было, а была девушка. В халате и шапочке, как у Светланы Сергеевны в школе. Совсем-совсем молоденькая. Она подняла тоненькие брови и смешно удивилась:
- Ай, Иван Савельич! Вы опять к нам? Что случилось?
- Со мной ничего, Любушка, не случилось,- откликнулся летчик, и от его густого голоса на стеклянных полках что-то звякнуло. - Вот пилота привез пострадавшего. Неудачно зашел на посадку парень...
Он шагнул в сторону и открыл Максима, который стоял за его могучей спиной.
- Ай-яй! - опять воскликнула медсестра.- Это внучек ваш, Иван Савельич?
- Бог с тобой, Любушка. У меня внучка, Наташка. А это просто наш человек. Видишь, форма с крылышками. Так что чини молодца.
- Ясненько, - сказала Люба и встретилась с Максимом глазами. Глаза были веселые. Но Максиму было не до веселья, и он отвел взгляд. Люба подошла, крепко ухватила его под мышки, лихо пронесла над полом и усадила на тахту. Клеенка на тахте была холодная. Максим вздрогнул. Люба торопливо спросила:
- Ты что, маленький? Боишься?
- Нисколечко,- замогильным голосом сказал Максим.
- Ну и замечательно!
Она взялась за платок на колене. Размотала стремительно, а сняла осторожно.
- Ух ты... Красиво... Ну ничего. Это с виду неприятно, а на самом деле не страшно. Ободрал сильно, вот и все.
Максим краешком глаза глянул на колено, мигнул и стал смотреть за окно. Там на травяное поле медленно опускался оранжевый вертолет.
Люба отошла к шкафчику и зазвенела склянками. С каким-то пузырьком и ватой опять направилась к Максиму.
- Не бойся, это не йод, жечь не будет.
Максим только плечом шевельнул. Да хоть бы сто бутылок йода! Это ведь не шприц с неумолимой тонкой иглой.
Жидкость из пузырька шипела и пенилась, как газировка. И холодила. Потом на ногу лег сухой плотный бинт. Боли почти не было.
Максим с надеждой посмотрел на Любу: 'Может, все?' Но она доставала из-под стекла никелированную коробку. Максим успел заметить, как вертолет за окном отразился в этой коробке оранжевым огоньком. Из коробки появился шприц.
Иван Савельевич сидел у двери. Белая табуретка под ним казалась совсем крошечной. Он сочувственно смотрел на Максима. Потом подмигнул: 'Ничего, держись'. Люба повернулась к Максиму.
'Сейчас скажет: 'Снимай штаны',- тоскливо подумал он и вспомнил, что давно еще про такой случай смотрел в каком-то кино. Зрители в зале веселились. Но в том фильме в переделку попал большой парень и от медсестры сумел отбрыкаться. А Максиму что делать? Он маленький... Но Люба была хорошая медсестра. Она сказала:
- Расстегни рукавчик.
Максим непослушными пальцами стал дергать пуговку на обшлаге. Люба подошла вплотную и шепотом снова спросила:
- Ты что, боишься?
Врать уже было бесполезно. Максим с коротким вздохом сказал:
- Маленько...
- Не бойся ничуточки, я незаметно. Посмотри в сторону и сосчитай до трех.
Максим ощутил на руке холодок проспиртованной ватки и... Он втянул воздух сквозь сжатые зубы.
Ничего себе 'незаметно'! Он так стиснул в кулаке болтик, что головка чуть не проткнула ладонь.
- Все-все-все! Ты герой.
Все?
Значит, все... Все!!
