Конец подлому страху! Не надо больше замирать и вздрагивать! И вдруг Максим разозлился. А почему он дрожал? Почему боялся до тошноты? Из-за этой секунды?.. 'Сосчитай до трех...' Даже и не сосчитал. Ну, пришлось потерпеть - один миг. А из-за страха мучился сколько? В тыщу раз больше, чем от укола. Дурак и тряпка! А еще и вправду героем себя воображал...
- Рукав не опускай пока, пусть подсохнет,- ласково сказала Люба.
Максим кивнул и встал, осторожно ступив на забинтованную ногу. И улыбнулся. Все-таки сильнее злости была радость освобождения. Радость, что страх позади. Впереди-день, похожий на праздник... А бояться Максим больше не будет никогда. Хватит, помучился. Теперь-то он знает, что глупо дрожать из-за пустяков.
Иван Савельевич тоже встал - со вздохами и шумом, но быстро. Это было похоже на рождение нового острова, который поднимается со дна океана.
- Ну, Любушка, я забираю молодца. Довезу домой. А?
Люба нерешительно посмотрела на Ивана Савельевича. Потом на Максима-слегка виновато.
- Еще не все... Это ведь такая сыворотка, ее нельзя сразу в полной дозе. Через часик еще раз надо.
Наверно, она увидела несчастные Максимкины глаза и заторопилась:
- Можно у нас в садике посидеть или погулять. Посмотреть, как самолеты летают. Часик быстро пройдет... Тебя как зовут?
- Максим,- сказал он шепотом и отвернулся к двери.
Он чувствовал себя так, будто сделали ему удивительный подарок и тут же отобрали. Посмеялись...
Иван Савельевич громадной ладонью взял его за плечо - словно седло положил на Максима.
- Мы вместе подождем. Мне теперь торопиться некуда, все равно в отпуске. Посидим, побеседуем. Пошли, Максим, в садик.
Максим захромал к двери. Потом вдоль коридора. Горькая досада разъедала его. Максим украдкой даже стукнул по стене кулаком с болтиком. Потому что досада была злая. Злая и... без боязни.
Максим удивленно прислушался к себе. Страха не было. Почти не было. Так, мелкий осадочек... Что это? Может, весь запас страха израсходовался на первый укол, потому что Максим не знал о втором?
Они вышли в скверик и сели на сколоченную из реек скамейку. Максим еще раз словно прощупал свои нервы. Каждый сантиметр. Не затаился ли страх где-нибудь? Не выскочит ли опять, не разбежится ли по жилкам? Нет! В самом деле нет. Сердце стукало ровно и смело.
Конечно, предстоящий укол не радовал. Но когда Максим думал про него, не было ни тошнотворной слабости, ни дрожи. Жаль только, что надо ждать целый час. А если бы прямо в эту минуту. Максим бы и не побледнел даже. Разве что самую капельку...
Значит, кончено? В самом деле, не надо, значит, вздрагивать при неожиданных шагах в школьном коридоре. Не надо бояться, что ехидный Мишка Стременко заподозрит в тебе труса и скажет про это всему классу!
Эти мысли прогнали досаду. И к Максиму опять пришла радость спокойная радость смелого человека.
За палисадником, на краю аэродрома, стоял длинный деревянный дом с тонкими антеннами и высокой мачтой. Над мачтой качалась надутая теплым ветерком 'колбаса' - длинный сачок, сшитый из поперечных черно-белых полос. Это чтобы летчики видели, откуда ветер, когда заходят на посадку.
Садились и взлетали часто. Серебристые с голубыми полосками АН-2 и пестрые двухместные аэропланчики. И вертолеты, похожие на разноцветных стрекоз. Воздух мелко дрожал от стрекота моторов. И Максим подумал, что похоже, будто он попал в волшебную страну громадных кузнечиков.
Чтобы палисадник не мешал видеть летное поле. Максим с ногами забрался на скамью и сел на высокую спинку. Потом вспомнил о прилипших к подошвам тополиных почках и мусоре и торопливо скинул сандалии в траву: скамья недавно была покрыта ярко-голубой блестящей краской.
Максим покосился на Ивана Савельевича, но тот вроде бы ничего не заметил. Он сидел, сняв фуражку, и смотрел на самолеты. Максим со своей высоты видел его громадные плечи, погоны с широкими золотыми угольниками, редкие седые пряди, сквозь которые просвечивала розовая кожа.
Большой красно-желтый вертолет низко-низко прошел над ними. Мелькнула тень, и показалось даже, что от сверкающего винта дохнуло ветром.
Иван Савельевич взглянул на Максима, и они улыбнулись. Будто были оба летчиками и понимали друг друга без слов.
И Максиму очень-очень захотелось хоть какое-то отношение иметь к этой пестрой крылатой жизни. Он не выдержал, сказал:
- А мы сегодня по телевидению выступали. Я там песню про первый полет пел. Вы не видели утром передачу?
- Не видел,- огорченно откликнулся Иван Савельевич.-Вот жалость! Если бы знать... Все равно без пользы утро провел. Хотел отпускные дела оформить, да забыл, что суббота и контора наша закрыта.
- А вы здесь работаете?- спросил Максим, чтобы поддержать разговор.
- Работаю... Пошел было на пенсию, да не могу. Пускай хоть на земле, да все же у самолетов, к своим ребятам поближе.
- А вы на каких летали? - осторожно спросил Максим.
- Я, Максимчик, на всяких летал: и на ТУ-114,и на Илах, и на АН-10. Во время войны был штурманом на Севере, на тяжелых бомбардировщиках... А до войны, не поверишь даже, на дирижабле приходилось летать...
- На дирижабле? - изумился Максим. - Как в кино 'Гиперболоид инженера Гарина'?
- Вроде. Только побольше.
- А на таких? - Максим кивнул вслед зеленому учебному самолетику, мелькнувшему над головами.
- На таких само собой... Я ведь сейчас в кабину еле втискиваюсь, а раньше был стройненький, даже не верится. Вроде тебя.
Максим засмеялся. Он представил Ивана Савельевича, маленького, тощенького, в его, Максимкиной, вишневой форме, но с головой как сейчас - большой, седой, в белой фуражке. Иван Савельевич тоже усмехнулся.
- Да... А сейчас - только пассажиром. Да и то врачи не советуют.
- Сердце, да? - понимающе спросил Максим.
- А холера его знает... И сердце, и печенка, и селезенка, и все на свете... Я ведь, Максим, очень старый.
- Ну уж 'очень',- вежливо возразил Максим.
- Очень, брат. У меня старший внук уже летает. А младшая вроде тебя. Чуть постарше, наверно. Недавно в пионеры приняли.
- Меня тоже послезавтра примут,- ревниво сказал Максим.- Уже на отрядном сборе у шестиклассников, у наших шефов, проголосовали. Меня бы и раньше приняли, да я в этой школе недавно.
- А, приглядывались, значит,- заметил Иван Савельевич.
- Наверно... Но теперь уж все. Теперь весь класс у нас будет пионерский. Кроме Тыликова...
- Тыликова?.. Постой-ка. Что-то знакомая фамилия... Нет, тот Тупиков. Был у нас штурман на Диксоне... А что за личность Тыликов? Неужели злодей такой?
Максим пожал плечами:
- Да не злодей... Ведет себя плохо. С Софьей Иоснфовной спорит все время. Один раз из резинки начал стрелять, скачет на переменах...
- Да-а, - непонятно сказал Иван Савельевич. - Это конечно... Хотя Наташка у меня тоже скачет. А в чем еще грешен Тыликов?
- Ну вообще... Софья Иосифовна говорит, что непослушный.
Иван Савельевич сморщил лицо.
- Ну, брат, и характеристика. А что значит 'послушный', 'непослушный'? Непонятно.
Максим удивился:
- Почему непонятно?
- Ну, смотри сам. Вот, например, летчики у нас. Пишут им характеристики. Если хороший, пишут: умелый,
