дружке, тугие шины прыгали по ним - по самым краям этой двускатной кровли. И внутри у меня что-то прыгало. Я вцепился в подлокотники.
- С-смот-ри н-не б-бульк-ни ме-ня... - Это я вроде бы шутя проговорил сквозь тряску.
- Ну, подумаешь! Если булькну, вытащу и отмою!
- А ес-ли з-десь глуб-бо-ко?
- Чуки помогут.
- К-кто?!
- Чуки! Живут здесь такие существа. Болотные. Похожи на пеньки с кудлатой шерстью. Они добрые... А еще есть шкыдлы. Вроде громадных водяных крыс или маленьких кенгуру. У них вместо передних лап ручки, как у мартышек. Ух, зловредные эти шкыдлы и хитрые! Чуки с ними всю жизнь воюют...
Я даже про тряску забыл, слушая эту фантастику. Мельничное болото сразу показалось мне волшебным местом. Именно в таком заросшем пруду Тортилла подарила Буратино золотой ключик. А на мельнице водятся всякие духи... А мохнатые чуки по ночам собираются на берегу у костра и обсуждают, как защититься от поганых шкыдл. И плавают над болотом блуждающие огоньки...
Пока я все это представлял, тряска кончилась. Потому что кончился коллектор. От него шел по берегу щелястый дощатый тротуар. Он терялся в близком саду. Но мы не поехали туда, Сережка повернул кресло в сторону.
- Смотри, как здесь здорово!
Вот удивительно! Вдоль осоки тянулась по берегу широкая полоса чистого белого песка! Если бы не у болота, а у озера или речки, здесь получился бы отличный пляж!
- Ура! Остановка 'Курорт'! - Я свалился с кресла и растянулся на теплом, не тронутом ни единым человечьим следом песке. Стянул футболку. Солнце уперлось мне в спину горячими лучами. И ноги теперь сзади загорят, буду совсем как нормальный пацан...
Сережка плюхнулся рядом.
- Намучился ты со мной, - благодарно сказал я.
- Нисколечко! Я... наоборот...
От этого 'наоборот' в который уже раз налился я счастьем по самую макушку. Помолчал, поковырял песок.
- Сережка, значит, ты и раньше бывал здесь?
- Однажды...
- А с чего у тебя это началось? Ну, желание гулять по городу?
- У нас во дворе неинтересно, ребят совсем нет. Раньше были, а потом разъехались из коммуналок по новым кварталам, я один остался... Это ничего, что мы с тобой далеко друг от друга живем. Это даже интересно ехать через полгорода. Я люблю путешествовать.
- Я тоже... - И я рассказал Сережке, как мечтаю отправиться в кругосветное путешествие в автомобиле или на мотоцикле.
Сережка заметил, что в автомобиле лучше.
- В нем ведь можно вдвоем. Сперва ты машину ведешь, потом я, по очереди. Один за рулем, другой отдыхает...
Ну что тут скажешь! Я только зажмурился, греясь под лучами. И, помолчав, поведал Сережке историю про своих бумажных голубков. И про последнего - с оранжевым солнцем и двумя мальчишками, которые идут, взявшись за руки. И замер. Мне показалось, что Сережка признается: 'Я однажды на траве нашел как раз такого голубка! Неужели это твой?!'
Но Сережка сказал:
- Так, значит, это про тебя я осенью в газете читал? Про выставку бумажных голубей с рисунками! Правда, это ты?!
- Ну... наверно. Подумаешь, газета. В ней много напутали и прибавили...
- Но все равно ведь это про тебя! Мне тетя Настя тогда еще сказала опять: 'Видишь, какие таланты бывают у людей с малых лет! А ты только знаешь нос в книгу или шастать неизвестно где'.
Выходит, у Сережки из-за меня случилась неприятность! Я сказал сердито и жалобно:
- Что она к тебе придирается! У тебя куча талантов! Ты... вон какую сказку сочинил про болото! Хоть в журнале печатай!
- Вовсе это не сказка... Ой, вон смотри, чука из осоки выглядывает!
Я понимал, что это игра, но вздрогнул.
- Где?
- Вон... Спрятался, только трава качается.
Осока и правда в одном месте колыхалась. Я засмеялся.
- Не веришь, - вздохнул Сережка.
- Ну, почему... Я верю. Здесь место и правда какое-то необыкновенное.
- По-моему, это островок самых настоящих безлюдных пространств, проговорил Сережка. Очень уж как-то серьезно. У меня - даже холодок между лопаток.
- А что это за пространство? Они... совсем безлюдные?
- Не совсем. Но они брошенные. Люди их оставили... Но раньше-то люди там жили. Долго-долго. И душа этой жизни на таких пространствах сохранилась. И они теперь... ну, как бы стали сами по себе живые... Может быть, это еще и с космосом связано, с его дыханием...
И опять у меня - мурашки. Словно дыхание это пронеслось надо мной. 'Гулкие барабаны Космоса', - вспомнил я. И подумал: 'Рассказать?'
Но Сережка вдруг встряхнулся:
- Ой, Ромка! Наверно, пора уже! Сколько мы гуляем-то?
Часов ни у меня, ни у Сережки не было. Но и по солнцу я видел: время давно уже послеобеденное. Мама небось не раз названивала домой в перерывах своего заседания. И теперь она как на иголках!.. И все же я не торопился. Растворялся в счастливой беспечности. Словно тишина и покой здешнего безлюдного пространства стали частичкой меня самого...
Домой, на улицу Глазунова, добирались мы через заброшенный сад, потом по всяким переулкам и по улице Гоголя. Там лопнул водопровод, на асфальте вода ручьем, но это было даже здорово! Сережка разулся и катил меня бегом, вспарывая колесами лужи.
И дальше все было прекрасно! Мама позвонила уже тогда, когда мы были дома.
- Ты давно вернулся с прогулки?
- Н-ну... довольно давно.
- Обедал?
- Д-да, конечно...
- Роман! Я по голосу знаю, когда ты врешь!
- Ну, суп уже разогрелся, мы сейчас...
Мы с Сережкой съели и суп, и макароны с яичницей, и чаю напились. Он отдувался:
- Ух, я будто танкер перегруженный. Как теперь домой поплыву...
- Уже уходишь? - огорчился я.
- Ничего себе 'уже'! Тетушка, наверно, ищет по всем дворам, мне сегодня еще половики выбить надо...
- Завтра придешь?
- Конечно!
- Точно?
- Я же сказал!.. Нам ведь надо завтра книгу Сойке отнести!
Ох!.. Я совсем забыл про девочку Сойку.
Я почувствовал, что уши мои розовеют (хорошо, что они под волосами). Сережка глянул понимающе.
- Эх ты... А она про тебя не забыла.
- Откуда ты знаешь?
- Знаю... Думаешь, из-за книги? Вовсе нет. Когда я у нее имя спрашивал, она знаешь что сказала?
- Что?
