- Что?
- Когда я превращусь, тебе надо будет забраться в кабину. Самому. Помогать-то будет некому...
- Ладно. Уж как-нибудь... - Я вдруг сразу поверил Сережке. И даже испугался оттого, что поверил так быстро и крепко. Но тут же старательно вспомнил опять, что это сон. И повторил веселее: - Ладно!.. А говорил, что у тебя никаких талантов!
Сережка отозвался серьезно, грустно даже:
- Я не знаю, талант это или наоборот. Но тут уж, видать, судьба, раз мы встретились.
Я не успел ничего ответить. Сережка отошел. В светлых сумерках я видел, как он встал прямо, приподнялся на цыпочках, раскинул руки... И через миг на школьном стадионе стоял самолет.
Размах крыльев занимал в моем поле зрения столько же места, сколько за секунду до того занимали раскинутые Сережкины руки. Поэтому самолет оказался не там, где только что стоял Сережка, а дальше, метрах в двадцати. 'Эффект линейного зрения!'
Я съехал со скамейки на землю и пополз к самолету. Понимал, что крошки гравия обдирают мне ноги, но не чувствовал этого.
Самолет выглядел не так, как тот, на котором я летал в своих прежних снах. Крыльев было не две пары, а одна. Они торчали из бортов и сильно сужались к округлым концам. Но все равно это был, как и у меня, одноместный легкий самолетик - словно специально для мальчишки. И на серебристой, светящейся в сумерках ткани я различил знакомый знак L-5. А еще - силуэт морской звезды с пятью изогнутыми щупальцами.
От самолета пахло бензином, теплым дюралем и резиной маленького тугого колеса. Сон, а все так подробно, реально.
Дверца была раскрыта, от нее спускался дюралевый трап с тремя дырчатыми ступеньками. Вот на этом трапе я помучился. Но Сережкин голос (немного изменившийся) подбадривал меня. Когда я оказался в кабине, на вогнутом пластиковом сиденье, то понял, что голос этот - из динамика на приборном щитке.
- Все в порядке? - спросил Сережка с виноватой ноткой.
- В порядке. Руки-то у меня сильные... - (И я тихонько плюнул через левое плечо, чтобы в локтях и пальцах не появилась пугающая слабость.)
- Значит, полетим?
- Давай...
- Нет уж, это ты 'давай', - вздохнул Сережка в динамике.
- Почему я?!
- Ну... такое правило. Если я один, я могу управлять собой сам, а если кто-то у меня в кабине, то я уже не могу. Должен тот, кто в пилотском сиденье... Да чего ты боишься? - В голосе зазвенела привычная веселая струнка, Сережкина. - Ты же умеешь! Столько раз летал на своем самолете!
Я не принял его бодрого тона.
- Тогда у меня ноги работали. А сейчас-то как?
- Можно ведь и без педалей! Будешь делать крен свои телом.
- Я так не умею...
- Сумеешь. Туловищем направо-налево... Я же легкий.
'Это ведь сон, - уже который раз напомнил я себе. - Во сне все получается, если он хороший... А это хороший сон, раз я с Сережкой!'
Но следом подумалось:
'А если хороший, почему не работают ноги? Будто наяву...'
Но эту мысль я прогнал.
- Хорошо, Сережка! Я попробую! - И даже пошутил: - Только не превратись в себя самого в воздухе. А то мне придется лететь на тебе верхом. Как кузнец Вакула на черте!
Сережка посмеялся, но как-то нервно.
- Ромка, торопись. Ночь-то короткая...
Приборная доска была почти такая же, как в моем самолете. Только ключ зажигания похож был на обычный плоский ключик от квартирного замка (уж не тот ли, что Сережка носил на шее?). Я повернул его.
Пропеллер махнул узкими лопастями, растворился в воздухе, самолет-Сережка задрожал. Мотор загудел негромко и уверенно.
- Поехали? - деловито спросил я.
- Давай!.. Сразу бери круче вверх, здесь мало места для разбега.
Я разогнал самолет и крепко потянул на грудь рычаг с резиновой велосипедной рукояткой. Оторвался от земли.
- Ой! - вдруг тонко сказал динамик сквозь шум мотора.
- Что?
- Говорил ведь: бери круче! Левым колесом штангу на воротах зацепил. Крутится, как сумасшедшее...
- Я нечаянно... Больно, да?
- Не так уж... Но если бы оно оторвалось, как бы ты меня посадил? На одно-то колесо!
- Ой, а разве придется садиться?
- А как же!
В своих прежних снах я ни разу не сажал самолет. Взлетать взлетал, а посадок не было, я всегда просыпался до окончания полета. Так я и объяснил Сережке. Он отозвался насуплено:
- Сейчас другой сон. Даже и не совсем сон... Если грохнемся, ты, может, и проснешься как ни в чем не бывало...
- А ты?!
- А от меня - щепочки. И уж завтра я к тебе не приду...
У меня ослабели руки.
- Тогда зачем ты... такое дело...
Сережка откликнулся так, словно вез меня в коляске:
- Да не бойся. Ведь все в порядке.
И правда все пока было в порядке. Страхи страхами, но я машинально работал ручкой управления, ровно набирал высоту. Желтые крохотные лампочки уютно светились над приборами. Воздух привычно свистел, обтекая изогнутое лобовое стекло. Впереди в бледном небе проступили звезды Большой Медведицы.
- Теперь попробуй поворот, - посоветовал Сережка. - Крен налево и... ну, ты знаешь.
Я плечом лег на левый борт кабины, высунул голову из-за прозрачного щитка. Ветер крепко рванул волосы, ударил по щекам, по глазам... Но даже сейчас встречный воздух был теплым. И с уютным, спокойным таким запахом полыни...
Сережка-самолет послушался, крылом наклонился к земле. Я повел рычаг влево, и самолет вошел в плавную дугу. У меня из-за плеча выкатилась розовая, на три четверти полная Луна. Я осторожно выпрямил машину. Луна повисла неподвижно. Она быстро желтела, делалась ярче. Небо вокруг нее темнело.
- Видишь, получилось, - одобрительно сказал Сережка.
- Ага... Смотри! - Я взглядом привычно приблизил Луну, уменьшил ее до размеров арбуза и, снова накренившись влево, повел самолет вокруг этого ноздреватого глобуса.
- Чудеса! - искренне восхитился Сережка. А я осмелел еще больше. Подвинул к себе Луну так, что она стала вроде елочного шарика. И я... ухватил это космическое яблоко ладонью!
'Яблоко' было тяжелым, теплым и шероховатым.
- Сережка, я поймал Луну! Вот!
- Молодец... - В Сережкином голосе были и одобрение, и осторожность. - Ты не кузнец Вакула, а сам черт, который украл месяц... Только не держи долго. А то сдвинется что-нибудь в космическом механизме...
Я выпустил увесистый шарик. Он умчался в дальнюю даль и превратился в обычную луну. А мне показалось, что ладонь у меня светится, словно я стер с шарика фосфорическую краску.
Я пригляделся. Нет, краски не было. Но при свете приборных лампочек я увидел на ладони розовые
