Когда мы были метрах в трех, девочка глянула на нас и снова уткнулась в книгу. Но я почувствовал: не читает она, а ждет чего-то. Скорее, не милостыни, а чтобы мы поскорей проехали.
Но я не мог просто так проехать мимо. Словно в чем-то оказался виноват. И Сережка, видимо, чувствовал то же. Притормозил кресло, руки его дрогнули на спинке.
Девочка опять бросила быстрый взгляд. Сама белобрысая, а ресницы как мохнатые черные гусеницы. И глаза темные. Какие-то беззащитно-ощетиненные. Я отвернулся.
Сережка со спины шепнул мне в ухо:
- У меня нет ни копейки. А у тебя?
Я задергался, зашарил в кармане на шортах. Там лежала у меня латунная денежка в пятьдесят рублей. Не для покупок, а просто так. Мама подарила ее - новенькую, блестящую. Цены в ту пору скакали бешено, и полсотни рублей были уже, как говорят, 'не деньги'. Но каравай или батон купить было можно. Я перегнулся через подлокотник, осторожно опустил денежку на картонное дно.
- Спасибо, - сказала девочка одними губами. У нее было треугольное маленькое лицо и пыльные тени под глазами. Я промолчал, ежась от неловкости. Не говорить же 'на здоровье' или 'пожалуйста'. Хотел уже толкнуть колеса, раз Сережка медлит. Но опять встретился с девочкой глазами. Она уже смотрела иначе, мягче, будто на знакомого. И вдруг спросила тихо, с пришептыванием:
- Ты почему на кресле? Ноги болят?
По-хорошему так спросила. И я ответил ей доверчиво, как Сережке:
- Если бы болели... А то просто не двигаются.
- Плохо это... - шепнула она.
- Чего уж хорошего...
Девочка взяла из пустой коробки денежку и вдруг улыбнулась:
- Красивая. Будто золотая...
Я не знал, что сказать на это. И уехать молча было уже неловко. А Сережка вдруг спросил озабоченно:
- Ты зачем здесь-то устроилась, за углом, на пустом месте? Тут люди почти не ходят...
Девочка перестала улыбаться.
- Зато никто не пристает. И читать не мешают...
- Но ведь и не насобираешь ничего, - настаивал Сережка.
- Ну и пусть... Я и не хочу.
- Не хочешь, а сидишь...
- Бабушка заставляет. Ей пенсию третий месяц не платят, вот она и говорит: 'Иди, добывай на прокорм, пускай люди видят, до чего нас нынешняя власть довела...' Я сперва бутылки собирала на стадионе и на пляже, но там мальчишки прогоняют и отбирают, у них все места между собой поделены. И у нищих рядом с рынком тоже. А здесь можно...
Сережка тихо дышал у меня за спиной. Девочка вертела в пальцах монетку. Чтобы не молчать, я спросил:
- А что читаешь?
Она повернула ко мне растрепанную обложку. Это была книжка английской писательницы Инид Блайтон 'Великолепная пятерка на острове сокровищ'. Я ее читал. А Сережка, видимо, нет.
- Интересно? - спросил он.
- Да... Только я ее уже третий раз читаю, потому что других нету... Я ее на три бутылки из-под пива у одного пацана выменяла...
- У этой книжки есть продолжение, - сказал я. - Даже два. Хочешь, мы принесем?
- Правда? - У девочки подскочили светлые бровки, глаза под мохнатыми ресницами заискрились. Они были теперь как янтарные бусины. Я оживился.
- Конечно, принесем! Можем завтра!.. Сережка, можем?
- Само собой. Все равно ведь пойдем гулять.
Счастье опять накрыло меня - как пушистым одеялом. Оттого, что Сережка так меня понимает и что завтра снова мы будем вместе. А девочка смотрела и обрадовано, и с недоверием.
- Завтра в это же время, - подвел итог Сережка. - Жди на этом самом месте.
- Я весь день... буду ждать...
- Ну, пока... - И Сережка лихо развернул мое кресло. И покатил. Я даже не успел ничего сказать. Только метров через двадцать упрекнул его:
- Ну ты рванул с места. Даже не спросили, как ее зовут.
- Ох, верно... Подожди! - Он оставил меня и застучал по доскам кроссовками. Я, вывернув шею, смотрел из-за спинки, как он подбегает к девочке. Подбежал, постоял рядом несколько секунд и опять примчался ко мне.
- Ее зовут... Странное какое-то имя. Вроде как Сойка...
- Может быть, Зойка?
- Может быть... Но Сойка лучше. Есть такая лесная птица.
И я согласился, что Сойка лучше...
Квартала два мы двигались обратно по улице Кровельщиков, и я думал, что Сережка везет меня домой. Вон уже сколько времени гуляем, умаялся он со мной на пустырях и в буераках. Но Сережка свернул в тесный проулок. Вернее, в проход, где только заборы по сторонам да репейники, да травянистая дорожка. Спицы зашуршали в мелкой ромашке и клевере. Проход был извилистый.
- Ромка, мы ведь тут еще не были! Посмотрим, что там!
- Посмотрим...
- Ты еще не торопишься домой?
Я бы не торопился, но... была причина, по которой очень хотелось оказаться дома. Потому что лишь там я умел самостоятельно управляться со всякими своими делами. И в ванне, и... ну, сами понимаете. А здесь- то как? У меня уши сделались горячими.
Но Сережка - он молодец, он сразу все понял.
- Кого ты стесняешься-то! Кругом пусто, а мы свои люди. Ну-ка, давай... - Он взял меня под мышки, прижал к себе спиной и подтащил к забору. И держал так среди зарослей в стоячем положении, сколько потребовалось.
Он был одного роста со мной (если можно обо мне говорить 'рост') и, видимо, одного веса, но управлялся со мной ловко и легко, словно всю жизнь ухаживал за инвалидами. И я снова сделался счастливым - и от того, что Сережка сказал 'мы свои люди', и от того, что не надо спешить домой.
Проход среди заборов кончился. Мы оказались на берегу небольшого болота. На другом конце его темнел заброшенный сад, по сторонам виднелись кирпичные развалины и сараи. А над осокой и метелками тростника дрожал, как стеклянный занавес, нагретый воздух. И тихо-тихо было, до комариного звона.
- Это же Мельничное болото! - обрадовался Сережка. - Бывший пруд! Вон там развалины мельницы!
- Откуда ты знаешь? Ты говорил, что не бывал здесь...
- Бывал, я вспомнил! Только я с той стороны сюда подходил, через сад, поэтому сразу сейчас не разобрался... Я знаешь как это место узнал? Вон по тому коллектору!
- По чему?
- Ну, смотри! Видишь, труба в деревянном кожухе?
Я глянул налево. С нашего берега тянулось через болото что-то вроде мостика. Представьте себе собачью конуру с двускатной крышей, вытянутую в сотни раз. Такой вот бесконечный обшитый досками домик уходил к другому берегу.
- Там внутри труба теплоцентрали, с горячей водой, - объяснил Сережка.
- А обшивка зачем? Чтобы лягушки не обожглись?
- Не только лягушки, вообще всякая живность, - засмеялся Сережка. Тут ее много... Ромка, давай по этой штуке на ту сторону, а?
- Ох... ну, давай...
Страшновато было, но обидеть Сережку недоверием я не мог.
Сережка вкатил меня на крышу коллектора. Коротенькие поперечные доски лежали внакладку друг на
