- Вот и все. Не бойся, больше он не придет.
Тогда-то и рванулось из меня рыдание:
- Все, да? Не придет, да?! А Сережка?! Он-то ведь тоже теперь не придет! Ты это понимаешь?!
- Рома, перестань!.. Ну, перестань же!.. Я сейчас пойду к нему и все объясню. Извинюсь...
- Да! Пожалуйста! Скорее...
САМОЛЕТИК
Мама не нашла Сережку. Ни в тот день, ни назавтра. Она встретила только его отца, и тот сообщил, что 'Серега скорее всего укатил к бабке в Демидово, дело обычное, он парень самостоятельный; глядишь, дня через два появится'.
Но я-то понимал, что все не так просто! Не на отдых же он укатил, не ради развлечения, а от обиды!
Конечно, он понимает, что я ни причем, но думает, что мама теперь не допустит его ко мне и на сто шагов. А 'с мамой разве спорят...'
А может, он решил, что я тоже в чем-то виноват?
Конечно! Ведь я заступался за этого проходимца, за Евгения Львовича! Сережка-то сразу увидел, наконец, какой он, а я...
...Если рассуждать спокойно, то можно было бы себя утешить: все, мол, наладиться, вернется Сережка, мы встретимся, объяснимся, обида сгладится...
Но я не мог быть спокойным в своем отчаянном страхе, в своей тоске. Каждый нерв, каждая жилка были у меня натянуты натуго, я ждал все время: вот-вот он появится! Не выдержит!..
Или ему все равно?
А в самом деле, На кой ему нужен инвалид, с которым столько возни? Ну, сперва было забавно, а потом... подружили, поиграли и хватит...
'Как ты можешь думать такое про Сережку!' - кричал я себе. Но... почему же он тогда не приходит?
Я ждал его круглые сутки. Днем дергался от каждого звонка, от любого шевеления двери. Ночью, если и засыпал, то вздрагивал и садился от малейшего дуновения ветра за окном...
Мама видела, что творится со мной, и сходила к Сережке домой еще раз, через два дня. И опять его не было, не вернулся. При этом известии я не выдержал, разревелся. Лицом в подушку.
Мама села рядом. Я думал: начнет успокаивать, а она сказала сухо, отстраненно:
- Нельзя же так распускаться. Если ты мальчик, то веди себя как подобает мальчику, а не слезливой девчонке.
Но мне было наплевать. И я сказал (выдал от души), что я не мальчик, а калека и что была у меня одна радость в жизни, а теперь ничего не осталось.
- Из-за твоего Верховцева! Чтоб он подох!
- А ты в самом деле эгоист. Утонул в своих страданиях и ни разу не подумал, какого мне.
Меня тут же резануло по сердцу. Но я ощетинился:
- А тебе-то что!
- То же, что тебе. Ты потерял друга, а я любимого человека. Но у тебя-то есть надежда, что друг вернется...
- А у тебя?! Да он вот-вот прибежит! 'Вы не так меня поняли, я хотел как лучше...'
- Ну и что? - горько сказала мама. - Разве дело в словах?
Конечно, я эгоист. Но не такой уж законченный! Мне маму было жаль до боли. Но как ее утешить? И пока я сопел, думал, мама встала и ушла.
Я полежал, приподнялся на локтях, дотянулся до кнопки телевизора: чтобы хоть чем-то разбить тоску и тишину.
Телевизор взорвался музыкой и криком. Знакомый лохматый тип в цветастых штанах скакал по сцене и вопил:
Рома, Рома!
Ты остался дома!
Это что же? Судьба решила добить меня новым издевательством?.. Да, я остался дома! Один! И останусь один навсегда! Сережка больше не придет, это уже ясно...
Громко - гораздо громче обычного! - затренькал в прихожей дверной сигнал. Я рывком сел на тахте.
Вошла мама.
- Там к тебе какая-то девочка... Ты умылся бы, все лицо зареванное...
Но мне было наплевать!
Появилась фантастическая мысль: это та девочка, что угощала меня мороженым! Сережка оказался в Заоблачном городе, не может почему-то прийти и послал девочку ко мне!
Но вошла Сойка...
Бледная, тоненькая, сразу видно, что после болезни.
- Здравствуй, Рома. Вот... я книжку принесла. Давно уж прочитала... Она подошла ближе. Тихая, с тревожными глазами...
Да, она заметно вытянулась. Платьице с белыми листьями совсем коротеньким. Волосы были теперь не заплетены, а распущены по щекам и шее. Сойка взяла себя за прядку над плечом и шепотом спросила:
- Ты почему плакал?
Мне было ни капельки не стыдно. Сойка - она словно лучик в моем беспросветном горе. Я подвинулся на тахте.
- Садись сюда...
И стал рассказывать ей все.
Ну, прорвало меня. Я говорил ей про Безлюдные Пространства, и как Сережка превращался в самолет, и про Старика, и про Евгения Львовича... Всхлипывал и опять говорил. Сойка слушала и молчала и почти не шевелилась. Только белобрысый локон над плечом тихонько дергала иногда...
Я перестал говорить наконец, излил душу. И тогда испугался: Сойка может решить, что я морочу ей голову выдумками.
- Это все правда! Не хочешь - не верь....
- Я верю, Рома... - Она встала, оправила платьице и... пальцами тронула мою щеку. Видимо, с полосками слез. - Рома, ты больше не плачь. Я сейчас пойду... Я постараюсь что-нибудь узнать про Сережу. И как узнаю сразу к тебе...
- Да, Сойка, да! Пожалуйста!..
Сойка ушла, а я лежал и думал: почему я такой дурак? Вспомнил девчонку из Заоблачного города, когда мама сказала про гостью, а о Сойке и мысли не появилось! А она... Ведь с ней, как и с Сережкой, связана сказка нынешнего лета!
Конечно, Сойка - тихая, незаметная. Но бывает, что негромкая песенка в тыщу раз лучше нарядной и шумной музыки.
ПЕСЕНКА...
Сказка стала сильнее слез,
И теперь ничего не страшно мне:
Где-то взмыл над водой самолет,
Где-то грохнула цепь на брашпиле...
Входит в оранжевую от заката бухту длинный, с широкой палубой теплоход. Падает в гладкую воду якорь, тянет из клюва цепь (она гремит), и с палубы круто взлетает бело-голубой (а от зари еще и золотисты) самолет L-5...
Я все таки этот самолет в небе над тополями!
Вот здесь я хочу рассказать о самом большом чуде в этой истории. О самом важном.
Знакомый (до замирания сердца знакомый!) L-5 шел невысоко, и полет его казался очень медленным. Возможно, что просто время затормозилось в моем сознании.
Далеко ли было до самолета? Не знаю. Он казался мне размером с голубя. Я видел его сквозь распахнутое окно. Решетка на балконе тоже была раскрыта, Между мной и самолетом - ничего! Никакого препятствия.
Самолет лег на крыло и в момент поворота представился мне совсем неподвижным.
Я рванулся к нему всей душой! Протянул руки! Примагнитил его к себе! Взглядом! Как когда-то, в полетах, притягивал к себе Луну, и она сделавшись маленькой - по законам линейного зрения - оказывалась у меня в руках!
И по тем же законам (или по сказке? или по исступленному моему желанию?) летящий вдали самолет
