...Однажды мы оказались на заводской территории без Сойки, вдвоем. Бродили, болтали обо всем понемногу.
Сережка вдруг сказал:
- Видишь, я был прав.
- Ты о чем это?
- Когда говорил, что будем встречаться реже...
- Неправда!
- Но ведь так получается. Ночью уже почти не летаем...
- Мы будем! Опять!
- Но уже не так часто. И мы туту не виноваты. Просто нельзя все время жить одними и теми же радостями.
Так по-взрослому у него получилось: 'одними и теми же радостями'.
И снова пришла ко мне тоска. Как тогда, в больнице. Но уже не такая беспомощная.
- Если тебе надоело... если хочешь уйти, так и скажи.
- Да не хочу я. Но понимаешь, появляются другие дела. Может, еще кого-то надо будет спасть. И мне, и тебе. Не только друг друга...
'Не вертись, не придумывай, - хотел ответить я. - Осточертел я тебе, вот и все...'. Но только выдавил:
- Из меня-то... Какой спасатель?
- У тебя тоже есть цель. Чтобы помочь...
- Кому?
- А Сойке?
- А причем тут я? - Это вышло у меня совсем похоронно. - Ты умеешь спасать и помогать в тыщу раз лучше.
- Но она-то... она для себя придумывала не меня, а тебя.
Как ни грустно мне было, но я все же попытался дотянуться - чтобы кулаком по шее. Сережка засмеялся. Отскочил.
- Врешь ты все, - уныло сказал я. - Без тебя ничего хорошего не будет. Ни у меня, ни у Сойки, ни вообще...
- Почему?
- Потому что... - Я хотел взорваться, крикнуть: 'Потому что без тебя не смогу, сдохну от горя! Потому что лишь при тебе я способен на что-то хорошее!' Но осекся. Не решился.
Пробормотал, глядя на свои измочаленные кроссовки:
- Потому что ты - самолет...
- Подумаешь! Ты тоже будешь самолетом!
Он шел впереди, говорил, не оглядываясь. А теперь обернулся. Я замер. Он тоже. Затем шагнул ко мне, положил на плечи ладони. Он не улыбался, но глаза его были удивительно ласковые. Наверно, такие бывают у любимых братьев (хотя я не знаю точно, ведь я рос один).
- Ромка, пора. Это не трудно, если захочешь. Я научу...
ПРЫЖОК
Оказалось, что это и правда не трудно...
Ну, наверно, такое может получиться не у каждого. Поэтому, если у вас не выйдет, не обижайтесь. Тут необходимо, чтобы у человека был уже опыт полетов над Безлюдными Пространствами. А главное - чтобы рядом был друг, который еще раньше научился превращаться в самолет...
Все произошло быстро. Потому что я сразу поверил, смогу! Я зажмурился, раскинул руки и... стал самолетом.
Я увидел себя сразу всего. Как бы изнутри и со стороны одновременно. Видел и чувствовал каждый винтик мотора, каждую заклепку обшивки. Я сделался таким самолетом, на каком летал в своих прежних снах. Маленький биплан - с двумя парами крыльев (верхние - сплошная плоскость, которая проходит над кабиной), с тугими черными колесами, с легким хвостовым оперением и с лобовым стеклом, похожим на половину прозрачного пузыря.
Лебеда щекотала мои накаченные шины, теплый ветерок скользил по крыльям, а мягкое августовское солнце грело красно-желтую обшивку. Да, я был покрыт лимонной и алой краской. А на лопасти руля - белый круг и в нем голубая морская звезда. А на борту - буква и цифра: L-5. Как раньше! И как у Сережки!
Сережка был уже в кабине. Трогал ручку управления, осторожно давил кроссовками на педали.
Я шевельнул элеронами и рулем, напряг стартер - сейчас крутану пропеллер. Сказал через динамик:
- Сережка. Днем опасно, по себе знаю. Всякие службы наблюдения, ПВО... Прежде, чем уйдешь в Пространства, шум подымут.
И я скрутил в себе нетерпение.
Вечером я отпросился в гости к Сережке - с ночевкой. У него была в сарае летняя комнатка, похожая на каюту. Для независимой жизни. Мама повздыхала и отпустила. Она боялась за меня, но понимала: мне пора делаться самостоятельным.
- Надеюсь, вы не будете выкидывать там никаких фокусов...
Знала бы она...
Мы давно уже не взлетали со школьного стадиона. Ведь я теперь 'на своих двоих' легко мог добраться до Мельничного болота, а там взлетная площадка не в пример лучше.
Около десяти вечера мы оказались на песке. Вечер был черный и звездный, без луны. Мохнатые и невидимые, будто сгустки темноты, чуки разожгли костры. Славные они были, эти чуки - добродушные, всегда готовые помочь. Меня они уже не стеснялись, ласково терлись о ноги косматыми головами.
Огни разгорелись, и я опять стал самолетом. Задрожал от нетерпения.
- Сережка, садись в кабину!
- Ладно! Только я на один полет, для страховки!
Я пустил ток - от аккумулятора к стартеру. Тот качнул мой двухлопастный винт. Радостно дрогнули цилиндры от горячего толчка вспыхнувшей бензиновой смеси. И еще, еще... И вот - азартная дрожь ожившего мотора, и похожее на счастье тепло... А вдоль всего тела - струи воздуха от стремительного винта.
Пропеллер неудержимо потянул меня - легонького, крылатого: скорей, скорей, вперед! И страшно, и не удержишься. Да и нельзя удерживаться - ты же самолет!
Плоские песочные кочки поддавали резину колес, шасси тряслось. Даже больно немного. Ой... Но тут воздух под плоскостями стал удивительно плотным, почти твердым, а сверху словно растаял, превратился в пустоту. И эта пустота потянула крылья вверх. Я шевельнул закрылками... И колеса перестали чувствовать песок. Они еще вертелись, но по инерции, в воздухе. И воздух этот обдувал их тугой прохладой. Так обдувает он босые ступни, когда мчишься на стремительной карусели (Я один раз пробовал, и у меня слетели кроссовки). Но карусель - это на одном уровне и по кругу. А здесь - вперед и в высоту!
...И вообще это очень трудно - сравнивать ощущения человека и самолета. Мало похожего. А я-то теперь жил, размышлял и чувствовал именно как самолет.
Главное отличие от человеческих ощущений - то, что воздух вокруг тебя совсем другой. Он и плотный, и стремительный. Летит навстречу, но не пытается тебя смять, А послушно обтекает, срывается с элеронов и руля свистящим потоком, ровно давит снизу на крылья....
А еще - живая сила мотора и восторженная быстрота винта. Это он, пропеллер, увлекает тебя с небывалой скоростью сквозь воздушную толщу. А если ты рискнул на несколько секунд выключить мотор - сразу замирание, как при остановившемся сердце. И жуть падения. Но и в этом есть своя радость. Радость испытания и риска, словно бежишь над пропастью...
Сережка не мешал мне. Сидел тихо, не брался за ручку управления, только при самых лихих виражах говорил шепотом:
- Хорошо... Молодец, Ромка...
Мы пробили слой темноты и ушли в пространство над Туманными лугами здесь, как всегда, светила круглая луна. Я долго кружил среди облачных столбов, а иногда пролетал сквозь них, и по крыльям ударяли