мамы влетит!
- Давай вместе!
Тарелки и стаканы он мыл гораздо лучше, чем в теннис играл. Мы управились за три минуты. Сережка вытер последнее блюдце и завертел его перед собой, как зеркальце. На блюдце была нарисована рыжая котеночья мордочка.
- Симпатичный какой кот...
- Это старинное блюдце, бабушкино... - И я вдруг вспомнил: - Слушай, а почему ты отозвался, когда я кричал: 'Пушок, Пушок'?
Сережка осторожно поставил старинное блюдце, облизал губы, подергал шнурок на шее.
- Мне послышалось 'Лопушок'... Меня так в детстве звали, потому что лопоухий был... Мама так звала...
- Сейчас-то уж, наверно, так не зовет, деликатно заметил я. - Никакой лопоухости нисколечко уже не заметно...
Сережка опять стал разглядывать блюдце. - Сейчас некому так звать. Мамы нету... уже три года...
Я подавленно молчал. Сережка встряхнулся. Проговорил с какой-то искусственной взрослостью:
- Видишь как бывает... У тебя отец, у меня мама... Вот так... - И стал тереть чистое блюдце полотенцем.
И я почувствовал, что Сережка ничуть не счастливее меня. Даже наоборот. Ну, пусть я без ног, зато с мамой! Это в миллион раз лучше, чем если бы совсем здоровый, а мамы нет. Мне на миг даже страшно сделалось, будто кто-то предложил такой выбор. А потом... не знаю, как это назвать. Какое-то особое тепло у меня появилось к Сережке. Потому что его можно было пожалеть. Раньше все жалели меня, а тут был мальчишка, который нуждался в сочувствии не меньше, чем я. У каждого была своя беда, и это нас уравняло.
- А живешь-то с кем? С папой?
- Да... С отцом и с его сестрой, с теткой. Она ничего, добрая. Иногда только веником или полотенцем замахивается, если что не так... - Сережка засмеялся. Видно было, что смехом он пытается отогнать печаль. От нас обоих.
Потом он совсем уже бодро предложил:
- Пойдем теперь гулять! Тебе можно?
- Можно, конечно! Только сперва надо кресло вниз тащить, потом меня... Хотя я и сам могу по ступеням, я уже попробовал!
- Не выдумывай! Что я, не унесу тебя, что ли?
- Мальчишки меня всегда вдвоем носят. А мама с трудом уже... Она о новом кресле хлопочет в 'Красном кресте', о таком, в котором можно по лестнице...
- Я тебя не хуже нового кресла доставлю куда надо! Я тренированный. Осенью я весь наш урожай картошки из сарая в подвал перетаскал, в рюкзаке. Тетя Настя даже похвалила: 'Вот, - говорит, - хоть какой-то талант у человека проявился'...
- Почему 'хоть какой-то'? - обиделся я за Сережку.
- Потому что я - личность без всяких проблесков. Весь на среднем уровне. Даже фамилия самая-самая простая...
- Какая?
- Сидоров.
- Ну и что? Хорошая фамилия. У нас в доме твой тезка Сергей Сидоров живет, мастер спорта по велосипеду...
- Ну так это ведь он мастер, а не я. А у меня никаких талантов сроду не было.
Я подумал, что у Сережки по крайней мере один талант есть бесспорно сразу становиться своим человеком.
- Ладно, тащи вниз кресло и приходи за мной. Я пока позвоню маме...
Он потащил, а я, перебравшись на тахту, позвонил.
- Мам, я погуляю, ладно?.. С Сережкой Сидоровым. Он меня спустит и поднимет, не волнуйся... Да нет, не чемпион! Мальчик с нашего двора... Ну и что же, что не знаешь, зато я знаю! А ты увидишь и тоже сразу его вспомнишь, ты его не раз встречала... - Тут я малость хитрил, но был уверен, что мама, увидев Сережку, в самом деле примет его за знакомого. Что? Ну, конечно, недолго... Вымыл, вымыл... Ну, не бойся ты, я же не один!.. Все запру! Ладно, будем осторожны. Пока!
Сережка вернулся, стоял в дверях и слушал разговор. Потом подошел, подставил спину:
- Садись.
Я устроился у Сережки на закорках.
- Тяжело?
- Нисколечко... - И понес меня. Терпеливо подождал, пока я запирал входные замки, вприпрыжку спустился со мной к выходу, пронес мимо любопытных бабки Таси и бабки Шуры ('Здравствуй, Ромочка! На прогулку поехал, голубчик?'). Ловко пересадил в кресло. Я уперся ладонями в обручи.
- Поехали скорее! - Подальше от словоохотливых бабок.
- Давай покачу тебя!
- Что ты, я сам!
ДЕРЕВЯННЫЕ ТРОТУАРЫ
Наша улица не в центре, но и не на самой окраине. В районе, который называется 'Текстильный'. На ней стоят одинаковые панельные многоэтажки и растут жиденькие клены. Машин здесь немного, но регулярно проезжает автобус тридцать первого маршрута.
Мы двигались по асфальту, в расщелинах которого росли подорожники. Я ладонями толкал дюралевые обручи - они приделаны к колесам специально для рук. Передние колесики прыгали на асфальтовых бугорках. Сережка шел рядом. Я все ждал, что он спросит: 'Куда двинемся?' Но он вдруг вздохнул:
- Ты неправильно сказал своей маме...
- Что неправильно?
- Я не из вашего двора.
- Какая разница? Все равно ведь ты недалеко живешь!
- Далеко. Если на тридцать первом ехать, то целых полчаса, до стадиона 'Чайка'. А там еще пешком по Диспетчерской и Партизанской...
- А как ты здесь оказался?
- Просто так. У меня привычка такая... вернее, занятие. Гуляю по всему городу, смотрю: где что интересное. И где есть хорошие люди...
Я огорчился и встревожился:
- Значит, ты здесь случайно!
Он быстро посмотрел на меня сбоку.
- Почему же случайно?
- Мог ведь и не завернуть в наш двор...
- Кто его знает, - тихо отозвался Сережка, глядя под ноги.
- И... наверно, больше уже не завернешь, - шепотом сказал я. - Будешь гулять по новым местам. Искать... новых людей.
Сережка положил руку на спинку кресла.
- Зачем же мне новых? Раз уж я нашел тебя... - Это он все так же тихо проговорил, даже скучновато. Но по мне опять прошло тепло - по всему телу, даже по ногам. Я зажмурился, прижался затылком к спинке, потом глянул на Сережку. Он шмыгнул носом, но глаз не отвел. Вернее, отвел, но не сразу, а когда все уже было ясно. Поглядел по сторонам и спросил равнодушным тоном:
- Эта улица в честь какого Глазунова называется? Есть такой композитор, есть художник...
- В честь Героя Советского Союза. Он был летчик и погиб в сорок пятом году... Он до войны в нашем городе жил.
- Я даже и не слыхал про такого, - озабоченно сказал Сережка. - Ну ладно... А куда пойдем-то?
Когда я гулял с мамой или ребятами, маршруты были одни и те же: или к площади Пушкина, где большой фонтан, или в сквер у Городского театра, или на Большой бульвар...
- Сережка! Давай куда-нибудь наугад! Где я еще никогда не был! Ну, хоть в этот переулок!
