Г е т м а н о в. Я не понимаю одного - вы-то чего хлопочете? За повторное бурение трест не заплатит вам ни копейки.
И в а н Я к о в л е в и ч (приподнимаясь). Это вы без шуток говорите?
Г е т м а н о в. Кажется, вы приуныли, мастер? То-то и оно. Знаю я вас. Скажу больше, теряете рекорд - теряете премию. Устраивает?
И в а н Я к о в л е в и ч (медленно). Вот из-за этого, Андрей Михайлович, я и не люблю с вами говорить. Я тридцать пять лет в разведке, и никто меня так не обижал. Меня нобельский приказчик грязной свиньей ругал зло меня брало, а обиды не было. Безобразно вы о человеке судите. Теперь делайте, как знаете, - я вам слова не скажу.
Г е т м а н о в. Ну, хорошо, хорошо. Прекратим разговор.
Т е й м у р. Пожалуйста.
Г е т м а н о в (вдруг вспыхнул). Без угроз, пожалуйста. Ты вчера кончил институт и уже хочешь делать политику. Не выйдет!
Т е й м у р. Э, давай будем уважать друг друга. Он - шкурник, я карьерист, зачем так думать?
Г е т м а н о в. Я этого не говорил.
Т е й м у р. А я никому не угрожал.
И в а н Я к о в л е в и ч. Ну, я пойду. (Идет к двери.)
В это время на веранде топот ног и возбужденный
голос.
М о р и с. Эт-то возмутительно! Эт-то потрясающе! (Ворвался в комнату. Широкоплечий, сутулый человек лет пятидесяти. Обветренное с резкими крупными чертами лицо, глаза разбойника из детской сказки и гудящий хриплый бас астматика.) Это черт его знает что такое! Я бы подобных субъектов лично расстреливал пулеметными очередями! Без всякой жалости!
Г е т м а н о в. Начинается бедлам. Спокойно, Морис. То же самое, но в два раза тише. Что-нибудь случилось?
М о р и с. Да! Да! Вот именно. Эт-то невероятно!
Г е т м а н о в (вздрогнул). Вы шутите.
М о р и с. Конечно - я шучу! Это гомерически смешно! Стоит мне свалиться, и все начинает идти вверх ногами. А Мехти Ага сидит в 'Новой Европе' на крыше, пьет аперитив со льдом и плюет на все с девятого этажа.
Г е т м а н о в. Стоп, стоп, не надо бросаться словами. И не устраивайте паники. Можно подумать, что случилась авария.
М о р и с. Нет еще. Пока еще нет! Я хочу знать, какой грязный прохвост делал последний замер кривизны на 'Саре'?
Г е т м а н о в. Тише, тише. Замер делал Мехти. Допустим, он не точен. Это еще не основание лезть на стену.
М о р и с (вытаскивает смятые записки). Смотрите! Если вы разведчики, вы должны видеть. Куда вы, мастер? Я хочу, чтоб вы посмотрели.
Иван Яковлевич уходит.
Мехти Ага делает чудеса, Кривизна не прогрессирует, а становится меньше. Это не лезет ни в какие ворота! Я берусь доказать любой комиссии из юных пионеров, что замер производил не инженер, а налетчик. Это чудовищное вранье! Если Мехти не умеет работать с аппаратурой, так я сам буду это делать. Он запорет мне скважину, этот ваш красавец. Я требую - слышите, требую - остановить на 'Саре' все работы и сделать точный замер по Шлюмберже. Вы что хотите - аварию?
Г е т м а н о в. Я хочу, чтоб прекратилась склока. Не проходит дня, чтоб вы не грызлись. Я не могу остановить буровую только потому, что у вас какие-то счеты.
М о р и с. Эт-то чудовищно! Я шесть лет, как сукин сын, роюсь в этой земле. Я вижу ее насквозь с закрытыми глазами. И меня даже не спрашивают! Я здесь не нужен! К чертовой матери - я уеду отсюда. Дайте мне бумаги - я сейчас же могу написать заявление. (Садится к столу и быстро пишет.)
Г е т м а н о в (улыбаясь). Это, кажется, двенадцатое.
М о р и с. Последнее. Не думайте, пожалуйста, что Морис пошумит и отойдет. Нет! Я вам не игрушка. Мне пятьдесят лет! Если вы опять разорвете заявление, я напишу снова, я не выйду на работу - можете делать что хотите. (Подает листок.) Вот, пожалуйста.
Г е т м а н о в (меняет тон). Кажется, я теряю терпение, Морис. Раньше я относил все эти вопли и демонстрации исключительно за счет вашего анархического темперамента...
М о р и с. Да! Да! Я был анархо-синдикалистом! Был! Две недели в своей жизни. Это у меня болит до сих пор, хотя после этого я прожил еще тридцать лет. Зачем вам нужно каждый раз об этом вспоминать?
Г е т м а н о в. Вы сами об этом напоминаете. Но это к слову. Я вижу вы сознательно ищете предлог, чтоб уйти.
М о р и с. Я?! Предлог?!
Г е т м а н о в. Да, предлог. А как еще прикажете вас понимать? Вы открыли 'Елу-тапе'. Вы первый сказали вслух, что здесь нефть.
М о р и с. Да! Да! Я это сказал!
Г е т м а н о в. Так платите по векселю. Вы прекрасно знаете, что, если 'Сара' не даст нефти, никто не позволит нам закапывать в землю новые миллионы. 'Сара' - ваша последняя ставка. А вдруг - пшик? Вот этого вы и боитесь.
М о р и с (опешил). Вы говорите чудовищные вещи!
Г е т м а н о в (веско). Подумайте над вашим заявлением. При создавшейся конъюнктуре оно очень скверно может выглядеть... политически.
М о р и с. Вы не имеете права так дурно меня понимать! Разведка - мое кровное дело! Я не наемник, а большевик, черт вас возьми! Я был бы в партии, если б не моя дурость, которая мне стоит много крови и без ваших намеков. (Задохнулся, взмахнул руками и выронил принесенную с собой склянку. Из разбившейся склянки потекла глина.)
Теймур и Гулам молча усадили Мориса на стул.
М а р и н а (выглянула на шум). Что случилось? Зачем вы встали, Морис? Вам надо лежать.
Г е т м а н о в (мягче). Идите домой, Матвей Леонтьевич. Будем считать, что ничего не произошло. Отдохнете - будем работать.
М о р и с. Хорошо. Я остаюсь. Вы правы. Вы всегда правы.
М а р и н а. Хотите воды?
М о р и с. Спасибо, голубка. (Целует ей руку.) Спасибо. (Пьет.) Я, наверное, вас перепугал своими воплями. Вы знаете, раньше в каждом глухом местечке был свой городской сумасшедший. Так вот я - здешний сумасшедший. (Наклонился к осколкам.) Погибла свежая проба. (Озирается, увидел стеклянную банку.) Детка, вам нужна эта банка? Отдайте ее мне.
М а р и н а (смеется). Там же еще компот.
М о р и с. Черт с ним - я доем. Отдаете? Чудная вы женщина. А я... я больше не буду шуметь.
Г е т м а н о в. Ну и отлично. Семен Семеныч! Готово?
К о м е н д а н т (выглянул). Сейчас будет готово.
Г е т м а н о в (Морису). Ну, что говорит проба?
М о р и с. Проба говорит, что нужно менять буровые трубы. Вот, смотрите, это железные стружки. Да! Не забудьте включить в докладную, чтоб нам увеличили проектную глубину на двести метров.
Т е й м у р. Двести метров!
Г е т м а н о в. Вы с ума сошли, Морис! Это невозможно.
М о р и с. Вздор! Если через двести метров мы не вскроем нефтеносного песка, значит, я старый болван и мне место в богадельне.
Автомобильный гудок.
Г е т м а н о в. Хорошо. Мы еще поговорим. Прошу товарищей меня извинить. Сейчас я буду занят.
К о м е н д а н т (не выдержал). Граждане! Сколько раз надо говорить!..
Г е т м а н о в. Семен Семеныч, я здесь. Не увлекайтесь.
К л а в а (вбегает. На ней шоферская куртка, штаны и сапоги. Юная, растрепанная и злая как ведьма). Андрей Михайлович, я к вам! Это же чистое безобразие...
Г е т м а н о в. Кто приехал, Клава?
К л а в а. Мехти. Полюбуйтесь - рогатого привез.
Г е т м а н о в. Что за чепуха! Какого рогатого?
