- Что это? - ужаснулся я.
- Душепоглотитель! - воскликнула Сибилла.
- Все ясно, - кивнул я.
Вейн сердито кашлянул: Сиби явно сказала лишнее. Боб торопливо принялся объяснять мне, разгоняя грозовые тучи, пририсованные на безоблачном небе. Он говорил, улыбаясь после каждого слова:
- Это усилитель. Изобретение. Вернее, модификация Тилла У. Диск усиливает чувства человека. Особенно крик Души. Боль не жмется внутри. А вырывается наружу. Когда ты поешь, ты вкладываешь в слова не только мощь легких. Ты вкладываешь частицу себя. Диск позволяет тысячекратно усилить мысли и чувства. До уровня, когда они способны пропитывать слушателей. Но! Тысячекратно усиливая, диск высасывает живую энергию из твоего тела. Отсюда и словосочетание - 'живая музыка'. Диск высасывает из тебя силы, но наполняет удовлетворением. Это не домыслы. Так нам рассказывал Тилл У. Ребята могут подтвердить.
- Зачем? Я верю тебе.
- Что это за слово - удовлетворение? - включился в разговор Любен, его распирало желание 'поделиться' со мной. - Как будто речь идет о женщине! Удовлетворение мгновенно и статично. Но! Как рассказать Владу о том, что творилось в Зале во время концертов? Помните? Ведь и мы все, каждый из нас, поочереди, спускались в Зал, наполненный Его 'Живым' голосом, пропущенным через усилитель. Я иногда наблюдал за зрителями. Тилл У. мог делать с людьми буквально все - внушать любые мысли, чувства. И он пел! Он пел лишь о том, что волновало Его: Войне и Мире, Добре и Зле, Любви и Ненависти, Бедности и Богатстве. О том, что принято стыдливо обходить, ссылаясь на банальность...
- Кстати, - спросил Стае. - Ты прочел Его Книгу?
Я пожал плечами: что можно ответить? И да и нет.
- Мы, наверное, ошиблись, вот так, напрямик, подсунув Его Книгу, ничего не рассказав, - вздохнул Боб. - Понимаешь, Влад, нам трудно объективно оценивать Его Стихи - все строки имеют для каждого из нас свою тональность, свое настроение, ответную реакцию. Мы предвзятые ценители Его таланта, оставившего в нас индивидуальные отпечатки... - Боб замолчал, не закончив фразы.
Разговор замедлился, сбившись с пути...
- Неужели так просто: надеваешь на шею металлическую игрушку и превращаешься в Нью-Мессию? - спросил я.
- О-хо! Если б все было так просто, как с женщинами! воскликнул Любен. - Голос Тилла У. помогал лишь тем, чьи души оставались живыми, не потерявшими способности деторождения. Он вкладывал в них частицу себя, как семя в благодатную почву... И они покидали Зал, взявшись за руки... Они... голос Любена задрожал. - Конечно, когда он стал популярен, под него подстроились и стар и млад. Так что сегодня невозможно сказать: вот этот действительно страдает и мучается, а этот лишь наигранно закатывает глаза. Знаешь, сколько друзей в одночасье появилось у Тилла У.? И врагов, - добавил Вейн.
- Конечно, - кивнул Любен, - жаль только, что многие из них никогда не слышали Его голоса...
- И не стремятся услышать, - проворчал Молчун.
- Ребята, - перебил я и намекнул, - все же - вас пятеро, м-м?
- Нас пятеро, а ты один! - разозлился Вейн.
- Не ругайся! - закричал на него Стае, - лучше объясни!
- Что тут объяснять, - Любен развел руками - жест обозначал начало импотенции, - мы не можем! Мы фригидны! Усилитель не реагирует на нас! Мы бесплодны - хотим, но не можем.
- Хуже того, - сбивчиво добавил Стас, - сами нуждаемся в живой музыке, как пиявки, привыкшие сосать кровь наркомана. Без нее мы вялы, апатичны, никчемны и слепы...
- Нуждающийся в Его голосе не может петь сам, - подытожил Вейн.
- Тогда почему я, не слышав Его голоса, могу? А как же другие группы? Что, и Джеббер перестал петь? И Джон? И Роберт? Или они не слышали Его? Тилл У. пел только для вас, да?! - разозлился я.
- Отнюдь! - оборвал меня 'Квант'. - Я не согласен с Вейном. И мы можем петь, но после Тилла У. 'Континуум' - бессмыслица.
- Ну, хватит учить, моралист нашелся, - огрызнулся я и спросил: - Что мне делать с диском: на шею надеть?
Все дружно закивали. Дружно-молча.
Я протянул к диску руку. Ребята замерли, ожидающе насторожились. Только Боб, как ученый-теоретик, знающий итог опыта, не сомневающийся в правильности своих постулатов, сложил на груди руки, улыбаясь многозначительно-спокойно.
Я осторожно взял цепочку, приподнял диск, перекатил на ладонь: он пульсировал - измученное живое существо, прячущееся от погони. Или бедро стюардессы...
- Стучит, как сердце, - сказал я.
- Ага! - воскликнул 'Квант', глаза его блестели, - а в наших руках, - он протянул-показал свои трясущиеся кисти, он остается безжизненной металлоломиной.
Стас заскрежетал зубами. Боб глубоко вздохнул и подмигнул мне. Только Вейн не выразил своего отношения - как сидел глаза долу, так и продолжал сидеть, напоминая предводителя 'тайного' заговора. А Сибилла, стоя у меня за спиной, уже застегивала на моей шее цепочку усилителя.
Я бережно-осторожно спрятал диск под футболкой... он прилип к телу, слился с ним, вторя тактам сердца, ритмам души, призывая ее петь, говорить и читать стихи.
- Ну... - прошипел я, прокашлял иссохшее горло, - чего бы глотнуть, да попробуем спеть?
Эхо радостных возгласов-вздохов послужило мне ответом.
- Для того и собрались! - воскликнул Стас, размахивая палочками. А Любен, подхватив стул, направился к фоно.
- Начинаем? - переспросил Боб.
- Да. Только с чего? - подумал я вслух и вспомнил: Завтра вечером концерт! Хватит ли времени?
- Времени хватит: всегда и на все. - Многозначительно ответил Молчун. - Было бы желание. Так говорил Тилл...
- Тилл У?
- Тилл У. И еще он говорил, что не стоит стучаться в запертые двери - за ними нет ничего, кроме духовной пустоты. Именно ее и прячут от посторонних взглядов... Он говорил, что надо пользоваться тем, что просто, доходчиво, что трогает сердце и душу, и заходить в те двери, в которые пускают, в которые не надо стучаться: за ними нас встретят с радостным нетерпением. Таких, какие мы есть на самом деле... Он нахлынул на наши головы, как сумасшествие, как потоп, он захлестнул нас... - монотонно восторгался Вейн, раскачиваясь из стороны в сторону, как при чтении молитвы. Остается напоследок пропеть: 'Славься!'. Раза три, для полного кайфа.
Я неспешно обтер ладонью лоб: цирк, да и только. Ребята так убедительно вжились в новые роли, что и я им начал подыгрывать. Единственно, кому перевоплощение не требовалось 'Киске', ее роль основана на смене грима, а текст остается тот же. Резонно? Или я, как обычно, несправедлив к Сиби? А к Вейну, Бобу, Любену и Стасу? Их вздохи, крехи, стоны, вопли, крики, объяснения нелогичны, они разнородны и не складываются в едино-законченную мозаику. Столько вопросов к ним накопилось... Или пресс-конференцию отложить? Прочесть, для начала:
'Выходите на улицы, бегите за город,
Ложитесь в траву: смотрите и слушайте!
Птицы, кузнечики, бабочки, мураши
Они умнее нас, они - часть природы.
Они святы в своем неведении
Ложных преимуществ цивилизованности...'
- Что-то не нравится? - спросил Стас.
- Точно сказать не могу... - уклончиво протянул я. Мелькают неуловимые образы, ассоциации... кажется, все это уже было со мной. Или не со мной? Но я знаю, я слышал... чувствовал похожее.
- Ты перестанешь сюсюкать и рассусоливать! - выкрикнул Вейн. Его агрессивность мне не нравилась. Утром, да и возле моря, он был другим. - Разве так важно! К черту твои ассоциации!
- Что в таком случае, важно?
- Подсказать? - прищурилась Сибилла, - вот послушай:
'Не проходи мимо плачущего ребенка:
