осторожно, словно недавно ослепший человек, с трудом нащупывающий дорогу, привлек ее к себе. Между ними еще оставался добрый фут пустого пространства, и Пенни быстро преодолела его. Ник оказался не податливее живой дышащей скалы.
— Думаю, пора предоставить тебе возможность заново познакомиться с твоей матерью, — пробормотал он.
Мягко отстранив ее от себя, Ник восстановил дистанцию, но тут же лишился этого преимущества. Пенни снова бросилась ему на грудь и вопросительно, с надеждой посмотрела прямо в глаза.
— Ты действительно знаешь, где Лиз?
— Да. Тебе уже восемнадцать. Строго говоря, отец больше не является твоим опекуном. Если хочешь встретиться с матерью, я это устрою.
— Ты говоришь серьезно?
— Я не даю невыполнимых обещаний.
И именно в этот момент Пенни по уши влюбилась в Ника Блейна. В момент, когда представила, как прекрасно мог бы сочетаться ее неукротимый темперамент с его сдержанностью. В момент, когда приоткрылась тщательно скрываемая уязвимость этого крайне несчастного человека, лишенного детства.
Она видела только, что Ник невероятно добр и сочувствует ей. Она не знала, что он поставил себе задачей убедить ее простить своего отца и остаться. Зачем? Эдгару Блейну необходимо было успокаивающее присутствие Люси. Если бы Пенни решила возвратиться в Нью-Йорк, привязанности к семье Блейн могло бы не хватить на то, чтобы удержать Люси в Техасе…
За ее спиной тихо скрипнула половица, и Пенни вздрогнула, очнувшись от воспоминаний. Она с изумлением обнаружила, что все еще стоит в огромной спальне Ника, где в ночь зачатия Алана не зажигала света, чтобы создать более интимную обстановку.
— Я думал, ты уже в постели.
Ник произнес это так легко, небрежно, словно они уже долгие годы делили спальню. Когда до нее дошел смысл сказанного, Пенни резко повернулась и с негодованием воскликнула:
— Ты думаешь, я буду спать здесь… с тобой?
Уголки его чувственного рта приподнялись в едва заметной улыбке.
— Почему тебя это так ужасает?
5
Пенни, широко раскрыв синие глаза, смотрела на Ника.
— Только без мелодрам, пожалуйста, — с мягкой усмешкой предупредил он, снимая пиджак и направляясь в гардеробную.
— Нам обоим будет неудобно в одной комнате! — Пенни сложила руки в молящем жесте. — Я перейду в соседнюю спальню…
— Это исключено, — очень спокойно ответил Ник.
Его высокомерное нежелание принимать возражения потрясло молодую женщину.
— Нам совсем ни к чему…
Черные глаза холодно сверкнули. И Ник ленивой походкой, в которой было что-то угрожающее, направился к ней.
— Послушай меня, — властно проговорил он. — Поскольку этим летом я нечасто буду появляться здесь, самое меньшее, что мы можем сделать для поддержания всеобщего заблуждения, — это жить в одной комнате. Когда придет время демонстрировать иссякающий энтузиазм, ты сможешь перебраться в другую комнату — но не раньше.
— Люси даже в голову не придет интересоваться, как мы спим! — запротестовала Пенни. — Но это, разумеется, не пройдет мимо ее внимания. Я не умею притворяться. Я не актер, — с растущим нетерпением заявил Ник. — То, что мы спим в одной постели, будет единственным доказательством нашего примирения.
Пенни вздернула подбородок.
— Для меня более наглядным свидетельством было бы то, что ты приносишь домой цветы по пятницам. Не сомневаюсь, даже ты способен справиться с этим!
— Цветы — это по твоей части, — напомнил Ник. — Я получал по дюжине красных роз каждый день в течение нашего короткого брака. Их доставляли прямо к дверям моего кабинета с прикрепленной к букету маленькой, написанной от руки карточкой. Мои подчиненные прилагали немыслимые усилия, чтобы успеть прочитать эти карточки до моего прихода. Неужели думаешь, я забыл это?
Яркий румянец окрасил щеки Пенни.
— Если тебе придет в голову снова повторить этот романтический жест, не могла бы ты вкладывать карточку в конверт?
— Не волнуйся. Я никогда больше не буду посылать тебе цветов! — процедила она сквозь стиснутые зубы, мечтая поскорее закончить разговор. — Ладно, если уж мне суждено спать здесь, то я выбираю диван.
Ник окинул скептическим взглядом диван красного дерева, служивший не одному поколению его семьи, и ничего не сказал. Он знал, что это ложе не удобнее мраморной плиты.
Пенни отправилась в гардеробную и долго с шумом выдвигала и задвигала ящики в поисках своей одежды. Захватив ночную рубашку, она устремилась в ванную. Раздевшись, она дрожащими руками включила душ. Струи теплой воды немного расслабили ее напряженное тело.
Зато в воображении тут же всплыл образ Ника, каким она видела его несколько минут назад в спальне. Полурасстегнутая шелковая рубашка приоткрывала треугольник золотисто-коричневой гладкой кожи на груди. Узкие бедра и длинные сильные ноги облегали серые брюки, покрой которых подчеркивал его мужественность. Предательское тепло, разлившееся по телу, заставило Пенни снова напрячься. Она стиснула зубы, ненавидя себя за слабость. Пенни стояла в его спальне, споря с ним и одновременно вожделея к нему. Это было отвратительно, непристойно!
Но Ник всегда заставлял ее испытывать нечто подобное. Все в нем будоражило ее чувства, пробуждая нестерпимый голод. Хрипловатый глубокий голос, прекрасные глаза, чувственные губы… Она слушала, она смотрела, а ее колени тем временем слабели от похоти. Похоть! Пенни с облегчением уцепилась за это слово. Разумеется, это уже не любовь — это похоть. Неутолимая, безумная, безнравственная жажда, которую необходимо сдерживать, подавлять, истреблять!
Она больше не будет сходить с ума при виде этой редкой улыбки, этих золотистых искорок в глазах, она забудет то ощущение маленькой победы, которое охватило ее, когда однажды он от души рассмеялся. Нет, не буду, ни за что не буду! — с жаром повторяла она про себя. Возможно, Ник и не очень доволен тем, что Алан, по его мнению, чужой ребенок. Но когда он узнает правду, ему станет еще хуже. Ей предстоит очень длинное, тоскливое лето, а завтрашний день, когда она сообщит, что отец Алана он сам, будет худшим в жизни…
Пенни вышла из ванной и замерла на месте. Сердце забилось словно в приступе сильнейшей тревоги. И было от чего! Ник, видимо, воспользовался другой ванной, и теперь его черные волосы блестели от влаги. Он снимал короткий шелковый халат. Пенни наблюдала через комнату, как легкая ткань скользит по одной из красивейших в мире мужских спин. Быстро отвернувшись и тем самым лишив себя возбуждающего зрелища, она пробралась к дивану и отбросила покрывало.
— Спокойной ночи, — сдавленным голосом проговорила Пенни.
Ник лег в кровать и расправил одеяло. Пенни напялила какую-то безразмерную майку с изображенными сзади и спереди розовыми кроликами. В этом наряде не было ничего соблазнительного. Но его тело, похоже, думало иначе. Пенни наклонилась, чтобы оправить импровизированную постель, и ее стройные ноги обнажились почти на всю длину, хлопковая майка откровенно обтянула маленькие крепкие ягодицы. Дыхание Ника участилось, и боль от неудовлетворенного желания нахлынула с такой силой, что он стиснул пальцы. В нем снова вспыхнуло тлевшее негодование. Она намеренно провоцирует его. Пенни больше не та обожавшая его маленькая девственница, к которой он поклялся себе не прикасаться после нелепого бракосочетания.
