– Пойдем всем-всем дружным коллективом! – заулыбался Клюв. – А вы, Александра Александровна?
– Это уже будет целая толпа. – Мама покачала головой. – Да и работы много. Мы ведь ездили по дальним деревням, видели несколько настоящих старинных праздников… Теперь мне надо зафиксировать впечатления.
Зрелище было что надо! По узкой тропинке вдоль изгороди – заросли травы позволяли идти только друг за другом – двигалась странная процессия. Григорий Григорьевич с мольбертом, Соня с мольбертиком, Ладошка с клеткой на плече, а чуть впереди этой колонны двигался Макар – конечно же, с неизменной рогулькой, словно проверяя безопасность тропинки.
На всякий случай он захватил с собой и оружие – баллончик и петарды. Ну и ножик: Макар собирался вырезать из лозы еще одну рогульку. Почему-то казалось, что свежевырезанная более чувствительная. Во всяком случае, хотелось иметь хотя бы две, чтобы сравнивать их в работе.
– Помните, здесь стог сена сгорел? – спросил Григорий Григорьевич, когда они вышли на луг.
Еще бы! Макар это хорошо запомнил.
– Есть у меня один подозреваемый на примете, – сказал художник. – Хулиганистый мальчишка.
– Я тоже был подозреваемый, – проворчал Макар. – Это еще доказать надо.
– А он признается, – сказал Григорий Григорьевич. – Я у него вежливо спрошу, и он все расскажет.
– А зачем вам это надо? – спросила Соня. – Вы что, следователь?
– Почему следователь? – улыбнулся художник. – Просто считаю, что всегда должна торжествовать справедливость. Иначе жизнь теряет смысл. Если кто-то совершил пакость, а люди думают при этом на невинного человека, какая же в этом справедливость? Нет, ребята, даже не отговаривайте меня, я обязательно попрошу его признаться.
Макар покосился на Клюева. Странно было слышать от него такие слова. Но почему? Потому что он сразу записал Григория Григорьевича в преступники? Ну, конечно, не в преступники, но, во всяком случае, отрицательным персонажем он показался Макару сразу. Значит, не всегда верно первое впечатление?
– Кстати, вот эта часовня, – улыбнулся Клюев, – меня жутко пугала целый месяц. Места себе не мог найти от беспокойства. И страшно было, и хотелось ее тайну раскрыть. Долго-долго она меня мучила, пока не…
– Раскрыли?! – воскликнул Макар. – И в чем эта тайна? Что это за звуки?
– О, да вы уже довольно много знаете, – засмеялся Григорий Григорьевич. – И тоже испуганы этими звуками? Страшновато, что и говорить! Но просто так рассказать… как-то неинтересно. Вот давайте как- нибудь совершим вечернюю экскурсию, тогда и узнаете этот секрет. Идет?
Слово «идет!», произнесенное сразу в три голоса, было ответом. Даже Нюк при этом вопле зажмурился.
«Все-таки он нормальный дяденька, – уже веселее подумал Макар. – Даже жалко его Клювом обзывать. Хотя – мы же не в глаза ему так говорим…»
– Григорий Григорьевич, – спросил он, – а что эти мальчишки разыскивают в усадьбе? Что-то конкретное или просто так, на всякий случай, поиски ведут?
– Ты про местных, да? – Художник даже поморщился. – Хулиганы они, вот кто. Ищут что-то, а что, сами не знают! Стены долбят, перелопачивают землю… Дураки – разрушают и без того уже разрушенную красоту. Кстати, этот поджигатель – один из них, из той компашки. Ох и поговорю я с ними, если увижу!
На лице Григория Григорьевича выразилось отвращение к тем, кто ни за что ни про что разрушает старинную красоту.
– Они и меня не пускали в усадьбу, – сказал Макар.
– Ничего, пустят, – заверил художник. – Вы теперь не одни. Да и мне с вами веселей. Легче будет с ними разговаривать. Вместе мы – сила!
Ладошка, услышав эти слова, передал клетку с хонориком Макару, а сам выломал ветку из ближайшего куста и помчался с ней, как с саблей, срубая на пути высокие стебли крапивы. Художник добродушно рассмеялся ему вслед.
«И смех у него добрый, – подумал Макар. – Где-то я читал, что только добрые люди радуются, когда смотрят на детей… И с чего я взял, что он – отрицательный? Что говорит как-то чересчур торжественно? Так он же художник, они же все какие-то… необычные».
– Кстати, здесь недалеко есть чудный мостик через речку, – сказал художник. – Я уже много раз запечатлел его на своих картинах и все никак не успокоюсь. Потрясающий вид! Давайте зайдем посмотреть.
Тропинка раздвоилась как по заказу, и правая повела ребят по незнакомым еще местам. Излучины неширокой речки плавными изгибами повторяли друг друга, берега были сплошь покрыты такими разнообразными цветами, будто кто-то специально собирал их вместе, стараясь не повторить ни одного. Так мама собирала полевые цветы – получались пестрые огромные букеты, которые отливали издалека одним цветом; Макар про себя называл его «летним».
Мостик был поднят метра на два над водой, потому что уравнивал верхние кромки берегов. Он был похож на горный канатный мост – его длинные жердочки покачивались при каждом шаге. Перильца были скорее символическими: по их тонкости на глаз можно было определить, что опираться на них основательно не стоит.
– Э-э, нет-нет-нет, – сказал художник, когда ребята смело шагнули на жердочки. – Так нельзя, а то можно мостик провалить. Видите, какой он воздушный? Давайте по одному, чтобы между нами была дистанция.
– Ладошка, ты лучше не ходи! – сразу сказала Соня.
– Я с краешка, последний, – попросился Ладошка.
