убийство?
— Конечно, нет. Несогласие, но это — все.
— А женщины? Прямой вопрос, но он необходим.
Он не обратил внимания на мой тон.
— Мистер Хаммер, я не водил знакомства с прекрасным полом после смерти жены. Это всем известно.
Я многозначительно посмотрел на дверь.
— Но у вас тут прелестный собеседник.
— Джеральдина была прислана ко мне нашим председателем.
— Но другие? Не могло бы у вас появиться других врагов из-за вашей политической карьеры?
— Никто не может ненавидеть меня до такой степени, чтобы убить.
Он нетерпеливо пожал плечами.
— Было несколько обвинительных заключений, некоторые из тех, кого я осудил, покушались на меня прямо в здании суда.
Две попытки, но обе безуспешные.
— Что произошло?
— Ничего. Полиция поймала обоих. Оба были опознаны и отправлены обратно в тюрьму. С тех пор оба умерли: один от туберкулеза, другой от рака.
— Вы следили за ними?
— Нет. Полиция. Они сочли необходимым известить меня. Я никогда особенно не беспокоился. Вернее, беспокоился не за себя. За Сью и других — да. Ничего необычного для прокурорской карьеры тут нет. Но я не собирался отступать от своих принципов.
— Допустим, что мне придется этим заняться. Прошлое таит много неприятностей и много грязи. Если вы не хотите, чтобы я вмешивался, можете забрать чек. Но тогда я займусь этим просто от любопытства.
— Это касается и вас лично, мистер Хаммер? Не похоже на то, чтобы вам были нужны деньги или практика.
— Вы знаете меня, Торренс?
— Я знаю вас, Майкл. Разве вас знают не все?
Я улыбнулся.
— По-настоящему — не все.
ГЛАВА 3
Итак, «Детская ручка» был мертв. Теперь все узнают, что произошло в той комнате и кто-то вспомнит, что случилось семь лет назад, и станет ждать, что будет дальше. Кто он — необходимо выяснить, и выяснить это придется мне самому.
На углу Бродвея и Сороковых есть бар, стиснутый огромными домами, как бутерброд, с забавным названием, которое ему дали люди с забавным прошлым.
Когда я зашел, то увидел много новых лиц, но Диверсея Тоби увидел сразу и заметил, как он чуть не выронил пивную кружку от удивления. Потом я подошел к бару и заказал «четыре розы». Бармен был старый, стреляный воробей. Он смешал мне пойло, взял доллар и угрюмо кивнул.
— Привет, Майкл.
— Привет, Чарли.
Тебя не было видно…
— И не должно было.
Тебя вспоминали.
— Ты слишком много слушаешь.
— Бармены любят поговорить.
— С кем?
— Как все бармены.
— А еще?
— Ничего, Майкл.
— Ладно, Чарли.
Он отошел от меня с озабоченным видом и направился к стайке туристов, которые галдели в углу. Стереопроигрыватель наяривал Синатру, но симфония ненависти звучала так слабо, что не производила должного впечатления. На улице стояла жара и для любого человека зайти в тихое местечко — означало обрести покой, прохладу и спокойный отдых.
Одна из женщин почти сползла с табурета и, раздавив о стойку свои груди, спросила:
— Свободен?
Я не стал оборачиваться.
— Иногда.
— А теперь?
— Нет.
Она отвернулась и сунула в рот сигарету.
— Глупый дикарь!
— Настоящий абориген!
Она хрипло засмеялась.
— Итак, придется пощипать наших заморских друзей.
Диверсей Тоби подождал, пока она ушла, и сел на табурет рядом со мной. Он великолепно сыграл свою роль приятеля в баре, заказавшего для друга выпивку. Когда это было сделано, он взмолился:
— Майкл…
— Просто решил заглянуть.
— Тебе нужен я или кто-то другой?
— Кто-то другой.
— Мне не нравится, когда ты ходишь вокруг да около, а не говоришь прямо.
— Новая технология, приятель.
— Выкинь ее к черту, Майкл. Я знаю тебя с прошлых времен. Думаешь, я уже не знаю, что случилось?
— А что же случилось?
— С Левитом и «Ручкой». У тебя что, помутнение мозгов? Ты думаешь, что тебе дадут за здорово живешь палить в городе? Теперь все изменилось. Ты был далеко, и лучше было бы для тебя там оставаться. Теперь прежде чем ты впутаешь меня во что-нибудь, мне нужно сказать тебе очень важное: я всегда был мелкой сошкой и ни вы, ни они меня не трогали. Такое положение меня всегда устраивало.
— Чудесно! — Я взял его за руку и положил на стол свой 45-й. — Помнишь?
Он задрожал. Тогда я решил добить его. Я достал из кармана бумажник и сделал вид, что считаю деньги, а сам дал ему полюбоваться своим удостоверением, видным сквозь пластик. Он посмотрел и глаза его расширились, но он сумел подавить свое любопытство.
— Мы идем ко мне или к тебе?
— Моя комната наверху, Майкл.
— Номер?
