хотя со временем ей удалось справиться со своим горем, она не возобновила рисование и избегала серьезных отношений с кем бы то ни было. Пока Гиль не ворвался в ее жизнь, пробудив все ее чувства... Некоторое время она находилась на пороге нового, чудесного и возбуждающего мира. Но она отступила и теперь страшилась, что ей ничего не осталось, кроме постоянной скуки и пустоты. Изо дня в день одно и то же: вести магазин, жить на периферии чужих жизней без страстей, без цели.
Она любила Гиля, в этом она была совершенно уверена, но он был совершенно прав, когда говорил, что нет у нее той женской отваги, которая превращает любовь в действие.
'Ты просто робот.., миленький автомат.., нет искры жизни', - в ее сознании не стихали жалящие презрением слова. Она лихорадочно пожелала, чтобы то, о чем он говорил, окончательно стало правдой, чтобы она утратила все чувства, и тогда будет не так больно.
Она понимала, что больше он не вернется. Теперь - нет. Она имела единственный шанс и потеряла его навсегда.
На пустынном горизонте ее жизни Брюс появился как-то незаметно, словно так и было нужно. Он стал приходить на чашку кофе несколько раз в неделю, его визиты становились все продолжительнее. Корделия не поощряла его, но и не прогоняла, и он настолько осмелел, что как-то принес два билета в театр и пригласил ее пойти с ним.
Она согласилась, и совместные прогулки участились. Корделии это было приятно. Брюс вел себя безупречно, никогда не допускал фамильярности или властности. И только когда до нее дошло, что это становится важной частью и ее и его жизни, она почувствовала себя виноватой и решила сказать ему о том, что их отношения могут быть только дружескими и не более того.
И когда в следующее воскресенье он предложил пообедать в шикарной загородной гостинице, она засмеялась и легко сказала:
- Брюс, не следует так часто выводить меня, ты меня избалуешь.
- Мне нравится баловать тебя, Корделия, - сказал он серьезно. - Я думал, что наши прогулки тебе нравятся.
Она вздохнула. - Да, но... Брюс, ты интересный, очень достойный человек, но пока мы с тобой дружим, какая-нибудь женщина ждет не дождется, чтобы тебя заарканить.
- Оставь этот покровительственный тон, Корделия, - резко сказал он. - Быть может, я не хочу, чтобы меня хомутали, как ты выражаешься. Быть может, мне доставляет огромное удовольствие чисто по- дружески гулять с тобой.
Она взглянула на него удивленно, но слова его ее не успокоили.
- Конечно, если так, тогда проблемы нет, - сказала она.
Теперь вздохнул он. - Нет, так не пойдет. Надо быть честным. Я хочу большего, нежели дружба, но я готов ждать, пока ты не передумаешь.
- Боюсь, что это никогда не случится, - призналась она. - Все совсем не так просто.
- Ты имеешь в виду.., есть кто-то другой? - в его голосе звучало удивление, и она почувствовала, как он пытается определить, в кого же из их окружения могла влюбиться Корделия.
- Не гадай. Этот человек не может быть со мной.., и он равнодушен ко мне, - сказала она, а ее сжатые губы и упрямый подбородок дали ему понять, что больше ничего он об этом не узнает.
- Хорошо, я не буду настаивать, - пообещал он. - Может быть, это.., иссякнет со временем? А пока тебе нужен друг, и я, если позволишь, займу это место.
Как ни смягчай отказ - он прозвучит грубо, да и одинокие домашние обеды надоели Корделии.
Наступила весна, и поездка за город, где все одевалось молодой листвой, будет приятна. Конечно, идеальнее было бы совершить ее с тем, кого она любила. Корделия подавила вздох, а заодно и пустые мечтания и приготовилась быть приятной попутчицей.
Гостиница была построена в XIV веке в центре старого селения, дремавшего среди яблоневых садов. Брюс и Корделия заняли стол у окна, смотрели на густое цветение, постепенно скрывающееся в сумерках, и он добро улыбнулся ей.
- Довольна?
- Чудесное место, - согласилась она. - Какой глубокий покой!
Они принялись за главное блюдо обеда, когда в зал вошли четверо молодых людей, и в одно мгновение чувство покоя и безмятежности покинуло Корделию. Вновь прибывшими были Ранульф Морнингтон с милой черноволосой девушкой, Алиса и - Гиль.
Великолепный синий костюм делал его глаза еще темнее.., а может, их оттеняли белокурые волосы прекрасной Алисы, опиравшейся на его руку... Корделия отвернулась, уткнулась в тарелку, но не смогла побороть искушения еще раз взглянуть на него. И взгляды их встретились, когда он шел за официантом к заказанному столу.
Ранульф приветливо улыбнулся, увидев их. Алиса же не соизволила узнать Корделию. Трое прошли дальше, а Гиль задержался.
- Корделия. И мистер Пенфолд, - сказал он легко. Его голос был естественен и беспечен, словно он говорил со случайными знакомыми. Но давно ли Корделия билась в его объятиях; она живо вспомнила прикосновения его рук и губ, и вновь волна беспощадного желания захлестнула ее, а с ней прихлынула и тоска.
- Хелло, Гиль, - она старалась, чтобы голос ее звучал спокойно и дружелюбно. - Какой сюрприз! Вы здесь частый посетитель?
- Я обедаю в ресторанах от случая к случаю, как и любой другой, беззаботно ответил он и повернулся к Брюсу. - Я хотел позвонить вам в офис и узнать, удалось ли найти в архиве какие-либо новые бумаги отца.
Едва заметная нерешительность возникла в выражении его лица, но Корделия уловила ее. А он еще и нахмурился, вернув себе прежнее, испанское обличие.
- Боюсь, что нет, - ответил Брюс. - Мы искали очень тщательно, и теперь все бумаги Морнингтон Холла, насколько мне известно, находятся у вас. Жаль, что мы более ничем не можем быть вам полезны.
Гиль задумался и выглядел озадаченным, будто что-то очень важное ускользнуло из его рук.
- Ничего, это не ваша вина, - сказал он, пожав плечами. - Пойду-ка я к своим, а то они скиснут от голода.
Корделия старалась не смотреть, как он шел через зал к своим спутникам, но ее глаза помимо воли украдкой следили за ним. Она отвела их, постаралась сконцентрироваться на десертном меню, но тщетно - все ее существо было с ним, она была, как несчастная прирученная голубка.
- Ты мне не говорил, что Гиль что-то разыскивает, - с напускным спокойствием сказала она. - Что ему нужно?
- Не в моих правилах обсуждать с кем-либо дела клиентов, Корделия, но раз он сам упомянул об этом, значит, здесь нет секрета, - ответил он. - Впрочем, я не знаю, какую информацию он ищет. Все, что касается титула, абсолютно законно и не вызывает никаких сомнений.
- Что-то его мучает... - промолвила она, нахмурившись. - Любопытно...
- Что бы это ни было, он не разглашает, а я пришел сюда не для того, чтобы говорить о Гиллане Морнингтоне, - рассердился Брюс. Но, взглянув на Корделию, на ее потемневшие от подавляемых чувств глаза, напряженную, гордую голову и маленькие руки, нервно сжимающие край скатерти, он тихо застонал. - Так вот в чем дело, вот он, тот человек, в которого ты влюблена.
Она ничего не ответила, но ее молчание было лучшим подтверждением его слов.
- Да-да, я всегда это чувствовал, еще в Испании ты не могла оторваться от него, - продолжал он. - Корделия, побереги себя! Он теперь чуть ли не национальная святыня, а такие люди даже в наши времена не женятся на первых встречных.
- Я знаю, Брюс, незачем мне это напоминать, - сказала она, крепко сжав губы.
- Кроме того, похоже, он очень увлечен хорошенькой кузиной, - сказал он, добавляя соли на рану, - их везде видят вместе.
- Брюс, нельзя ли поговорить о чем-нибудь другом? - попросила Корделия, чье отчаяние грозило выйти из-под контроля. - Может быть, нам уже можно уйти? Я не могу есть, я.., я... - она схватила свою сумочку, упавшую под стол, чувствуя, что если не уйдет немедленно, то опозорит себя, разрыдавшись на людях.
