палочек с электрическими лампочками на конце... Толпа стражников за мной пошла, а я впереди. Иду и думаю: 'Что же я наделал!..' Когда в коридор пролезли, я говорю: 'Дайте фонарик, а то темно, тут ямы'. Они дали. А я решил: как доберемся до склада, стекло раскушу и горящей ниточкой в порох... Только не вышло. Я зубы стиснул, ниточка сразу погасла. Тогда я веревку вырвал и побежал. Они там закричали что-то, запутались и отстали...
— Юлька... Слушай, Юлька! А если бы получилось? Ты бы первый...
Он тихо сказал:
— Если сразу, то, наверно, не больно...
Не помню, что мы говорили после этого. Видимо, я уснул внезапно и глухо. Но даже в этом сне, похожем на плотную черную вату, мне чудился Юлькин горький шепот:
'Если сразу, то, наверно, не больно...'
Проснулся я от озноба. И увидел в жерле мортиры синий круг утреннего неба.
Юлька с открытыми глазами лежал на спине. Лицо у него было острое, серое, с высохшими полосками слез.
— Ты что, совсем не спал? — спросил я.
Юлька не пошевелился, но ответил.
— Нет, я спал. Я даже сон видел, — печально сказал он. — Будто ничего не случилось и будто я такой, как раньше.
Я вдруг очень испугался. Мне показалось, что он может умереть от своих мучительных мыслей.
— Перестань ты наконец! — крикнул я. — Ты и сейчас такой же!
— Неправда, — жестко ответил он. — Ты меня презираешь, только сказать не хочешь. А чего меня жалеть?
Разве я его презирал? Я мучился вместе с ним. Чувствовал себя таким же виноватым, потому что был ничуть не лучше. Даже трусливее. Я бежал от Ящера, испугавшись гибели. А Юлька не боялся смерти, он только испугался боли, не выдержал надвигавшегося ужаса.
— У тебя не хватило сил, вот и все, — сказал я. — Ты же еще не Юлий Цезарь. Ты просто Юлька.
— Я не просто Юлька, — возразил он. — Я Юлька-предатель. И я теперь не знаю, как жить.
Тогда, чтобы утешить и его и себя, я сказал:
— Но ведь по-всякому случается в жизни. Каждый может не выдержать... один раз. С непривычки... Я вот тоже: бросил меч и убежал от Ящера. Что же теперь? Умирать?
Юлька печально усмехнулся:
— Сравнил... Это была не измена, а просто отступление. От этого никто не пострадал.
— Но и от тебя никто! Наоборот, ты даже лекарство принес Луку!
— А проход...
— Ну что проход? Ты же сам хотел его взорвать. Получилось даже лучше, чем хотел: ты живой остался.
— И враги остались живые, — устало сказал Юлька. — А мы в капкане... Глупая это была мысль — взорвать. Могло и вам достаться. Это уж я от отчаянья... Ничего не соображал.
— Ладно, Юлька... — начал я и замолчал. Потому что говори не говори, а все было как было: он испугался и выдал врагам наши тайны. Куда от этого денешься?
Можно было понять и пожалеть Юльку: не взрослый же он, а маленький слабый пацаненок. Можно было простить. Но вина все равно висела на нем, тяжелая, как ядро мортиры...
— Эй, люди! А ну, скачите на солнышко! — раздался веселый голос Дуга. — Давайте, давайте! Выкатывайтесь! Из пушки — как из пушки!
Я прыгнул на землю и сказал Юльке:
— Пошли. Хватит тебе прятаться.
Утро было ясное, но зябкое. Все ребята ежились и дрожали, выбираясь из пушечных стволов.
— Живей, живей! — торопил Дуг. — Подходите сюда поближе!
Он смеялся. Может быть, он что-то придумал за ночь, а может быть, просто хотел подбодрить нас. Ребята подходили к нему со всех сторон. Мы с Юлькой тоже подошли, но Юлька не смотрел на Дуга, смотрел в землю.
— Веселей шевелись! — покрикивал Дуг. — Лук, не хромай, твоя нога уже не болит! Малыш, не кисни, все еще можно поправить! Всем держать носы выше горизонта! Сегодня много дел!.. Что дрожите? Ночка была прохладная? Сейчас погреемся. А ну, встали в круг! Подняли руки! Прогнулись вот так! — Он вскочил на парапет у края площадки, тоже вскинул руки и выгнулся назад. Тело его блестело на утреннем солнце как медь, волосы горели. За ним в голубой дали синели туманные леса. Дуг смеялся.
— Приготовились! — крикнул он. И как-то странно замер. Наступила непонятная тишина. В этой тишине я услышал щелчок, будто лопнул воздушный шарик.
Дуг медленно-медленно стал падать вниз лицом.
Прощайте, бастионы
Дуг упал, успев сказать:
— Отойдите от края... Улетайте в долину...
Из дырки под его левой лопаткой выплеснулась коротким фонтанчиком кровь. Растеклась по спине (а спина сразу стала почти белой, и на ней резко выступили веснушки). Дуг вытянул вперед руку и больше не шевелился.
Громко закричала Стрелка. И тогда я очнулся. Толчком швырнул от края площадки Галя. А Юлька в ту же секунду бросил на землю Точку. И вовремя — там, где она только что стояла, громкий щелчок выбил из парапета столбик пыли.
— Нагнитесь! — заорал я. — Все на середину!
Они же ничего не понимали, они не знали, что такое пули. А мы с Юлькой знали. Из кино, из книжек, но все-таки знали.
Галь первый сообразил, в чем дело.
— От края! — тоже закричал он. — Отойдите к большой пушке!
Его послушались.
Галь, Тун, Юлька и я, пригибаясь, оттащили к мортире Дуга. Мы с трудом тянули его за руки. Ноги Дуга скребли по жидкой траве и щебню.
Соти закрыла рану Дуга мокрой тряпицей, и мы перевернули его на спину. Глаза его были открыты и неподвижны. И весь он был до ужаса неподвижен. Только волосы шевелились под ветерком, и от этого становилось еще страшнее. Я тогда впервые подумал, что волосы у мертвых шевелятся так же, как у живых, будто не хотят согласиться со смертью и живут сами по себе...
Галь опустился на колени рядом с Дугом, долго смотрел ему в лицо. Потом оглянулся на Туна и тихо сказал:
— Уведите маленьких в казарму...
Когда я вспоминаю остров Двид, мне кажется, что этот день был самый тяжелый. Самый-самый горький...
Галь, Тун, Шип и я стали думать, как похоронить Дуга. Нечем было вырыть могилу в каменистом грунте. Для такой работы годился лишь мой кинжал: он втыкался в камни, как в пластилин. Однако разве выроешь глубокую яму маленьким клинком...
Мы отнесли Дуга в глубокий подвал под квадратной башней и положили в нишу, где раньше хранились всякие припасы. Положили на подстилку из жесткой сухой травы. Укрыли рваной курткой, сшитой из мешковины. Стали складывать перед нишей стенку из камней. Камни сверху подавали все ребята. По цепочке. Сначала никто не плакал. Но потом наверху, у входа в подвал, громко зарыдал Винтик. Тогда слезы
