немало фигур, которые по большей части были списаны с натуры и встретили превосходный прием. Рафаэль, весьма милостиво принятый папой Юлием, начал в свою очередь расписывать Залу подписей29 и, взяв своей темой примирение философии и астрологии с богословием, изобразил различные споры мудрецов сего мира.

В одном углу собрались здесь астрологи, которые, начертав на табличках фигуры и разные знаки геомантии и астрологии, посылают их при посредстве красивых ангелов евангелистам, которые занимаются их изъяснением. Среди прочих фигур обращает на себя внимание Диоген, лежащий со своей чашей на ступеньках лестницы, – фигура, полная раздумья и сосредоточенности и замечательная своей красотой удачно расположенной одеждой. Есть там также Аристотель, и Платон, один с Тимеем, другой с Этикой в руках, а вокруг них целая школа философов. Невозможно передать, до какой степени прекрасны эти астрологи и геометры, чертящие с помощью циркуля на таблицах многочисленные фигуры и знаки. Среди них в лице чарующего красотой юноши со склоненной головой, от изумления широко раскрывшего руки, изображен Федериго II, герцог Мантуанский находившийся тогда в Риме, в другой фигуре, которая склонилась к земле и чертит на доске циркулем, узнают архитектора Браманте, написанного так хорошо, что он кажется живым, далее, рядом с фигурой, которая повернута к зрителю спиной и держит в руках небесный глобус, изображен Зороастр, а возле него Рафаэль, автор этого произведения, написавший самого себя при помощи зеркала. У него юное лицо с очень скромным выражением, соединенным с приятным и располагающим изяществом, а на голове черный берет30. Невозможно передать, сколько красоты и доброты у евангелистов, лицам которых он с полной естественностью придал своего рода пытливость и озадаченность, в особенности тем из них, кто пишет. Это относится и к св. Матфею, заносящему книгу знаки, изображенные на таблицах, которые держит ангел, а позади него старик, положив рукопись себе на колени, копирует, как может, Матфея, причем кажется, что в этой своей неудобной позе он вытягивает челюсть и голову вслед за тем, как ходит взад и вперед его перо. Не говоря уже о многих частностях, композиция эта размещена так стройно и соразмерно, Рафаэль доказал ею свою зрелость и бесспорно одержал верх над всеми, кто владеет кистью, ее украшением служит также прекрасно соблюденная перспектива и множество фигур, исполненных до такой степени мягко и тонко, что папа Юлий велел сбить фрески других мастеров, старинных и современных, и на долю Рафаэля выпала честь одному заменить всех прежде здесь работавших. Находившаяся под работой Рафаэля роспись Джованни Антонио Содомы из Верчелли также предназначалась, по приказанию папы, к уничтожению, однако Рафаэль пожелал воспользоваться ее планом и гротесками, и потому в каждом из четырех сохранившихся кругов он написал фигуру, по смыслу связанную с сюжетом, находившейся под ней композиции. Над той первой композицией, где изображено примирение философии, астрологии, геометрии и поэзии с богословием, он написал женщину, олицетворявшую познание вещей и сидящую на троне, украшенном изображениями многогрудой богини Кибелы, в образе которой древние представляли себе Диану Полимасту; в ее одежде четыре цвета, символизирующих элементы от головы до пояса у нее цвет огня, под поясом – цвет воздуха, ниже до колен – цвет земли и, наконец, в самом низу – цвет воды. Ее окружают несколько амуров, поистине прелестных. В другом круге, против окна, выходящего на Бельведер, олицетворена Поэзия в виде увенчанной лавром Полигимнии, держащей в одной руке античную лиру, а в другой – книгу; бессмертное лицо прекрасно, очи воздеты к небесам, а возле нее – два резвых и живых амура, которые образуют с ней и другими фигурами сложное сочетание; и с этой же стороны, над упомянутым уже окном, он написал гору Парнас. В другом круге, находящемся над композицией, изображающей диспут о таинстве, помещена Теология, окруженная книгами и другими предметами, с такими же прелестными амурами. A над окном, выходящим во внутренний двор, написал он последнем кругу фигуру Правосудия с весами и поднятым мечом, окруженную теми же амурами, a под ней изобразил составление светских и церковных законов, о чем в свое время мы расскажем. И на том же своде, по углам над консолями, он исполнил четыре композиции, нарисованные и написанные со значительны тщанием, но небольших по размерам; в одной из них возле Теологии он написал мельчайшей манерой грехопадение Адама, съедающего яблоко, в другом, где изображена Астрология, он представил ее расставляющей на свои места неподвижные и блуждающие звезды; в третьем углу, соответствующем Парнасу, написал он Марсия, привязанного к дереву и замученного, по приказанию Аполлона, и, наконец, в четвертом, где находится сцена, изображающая издание декреталий, он представил суд Соломона, приказывающего разрубить пополам ребенка. Все эти четыре произведения полны чувства и выразительности и сделаны прекраснейшим рисунком, мягким изящным колоритом.

Но, закончив описание свода этой комнаты, как бы ее неба, нам осталось рассказать теперь о том, что изобразил он на каждой из стен, под упомянутыми выше композициями. А именно: на стороне, обращенной к Бельведеру, где им изображена гора Парнас и Геликонский источник, он окружил эту гору тенистым лавровым лесом, в зелени которого почти ощущается трепет колеблемой легким ветерком листвы, а в воздухе видно бесконечное множество прелестнейших обнаженных амуров, срывающих ветви лавра и сплетающих венки, разбрасывая и рассыпая их над горой, где, кажется, веет дыхание божества в красоте лиц и благородстве живописи, заставляющей зрителей изумляться тому, как может человеческий гений с помощью одних только несовершенных красок изображать предметы столь живыми, как вот эти поэты, которые виднеются там и сям на горе, одни стоя, другие сидя, здесь пишучи, там, собравшись вчетвером и впятером, в беседах, песнях и рассказах, в зависимости от того, как ему нужно было разместить их.

Здесь можно найти портреты всех самых знаменитых древних и новых поэтов, написанные в натуральную величину, частью по статуям, частью по медалям или старинным картинам, а тех, кто был в живых, – прямо с натуры. С одного края здесь Овидий, Вергилий, Энний, Тибулл, Катулл, Проперций и слепец Гомер, который, подняв чело, поет стихи, а юноша у ног записывает их. В отдельную группу соединены Аполлон и все девять муз, столь прекрасные и божественные, что от них веет жизнью и очарованием. Точно так же ученая Сафо и божественный Данте, ослепительный Петрарка и нежный Бокаччо изображены здесь совсем как живые, а также Тебальдео31 и множество других современников. История эта выполнена с большой непосредственностью и вместе с тем тщательно выписана.

На другой стене написал он в небесах Христа с Богоматерью, Иоанна Крестителя, апостолов, евангелистов и мучеников на облаках, и – надо всем – Бога-отца, который с высоты ниспосылает Духа Святого на бесчисленный сонм святых, которые внизу пишут чин богослужения и спорят об остии, стоящей на алтаре; среди них – четыре отца церкви, которых окружает сонм святых, в том числе Доминик, Франциск, Фома Аквинский, Бонавентура, Скот, Николай Лирайский, Данте, фра Джироламо Савонарола32 из Феррары и все христианские богословы, а также множество лиц, списанных с натуры, а над ними парят четыре ангелочка и держат раскрытые Евангелия. Более прелестных и совершенных фигур ни один живописец не мог бы создать. Восседающие полукругом в воздухе святые не только кажутся живыми по своим краскам, но и так даны в ракурсе, что производят впечатление рельефа; на них разнообразные, прекрасными складками ложащиеся одежды, выражение их лиц скорее небесное, чем человеческое, как то видно по лику Христа, который являет ту кротость и милосердие, которые может передать людям божественность искусства. Это свидетельствует о врожденной способности Рафаэля придавать лицу необычайную нежность и тонкость, что еще раз подтверждается образом Богоматери, которая, сложив на груди руки, смотрит на сына с таким выражением, что, кажется, никаким ее просьбам невозможно отказать. Помимо того, соблюдая приличествующие каждому облики, он подчеркнул в патриархах их преклонный возраст, в апостолах – простодушие, в мучениках – Но еще большую гениальность проявил он в изображении богословов христианских, которые группами по двое, по трое, по шестеро ведут спор, и в их лицах видны любознательность и усилие разрешить свои сомнения, передающиеся и жестами их и движениями тела, настороженным вниманием, и нахмуренными бровями и изумлением, выражающимся у каждого на свой лад, по-разному и особенности. Совсем не то у четырех отцов церкви, которые, осененные Святым Духом, при помощи Святого послания разрешают и разъясняют все вопросы Евангелий, которые держат в своих руках парящие в воздухе ангелы. Вокруг окна на последней стене он написал с одной стороны Юстиниана, передающего закон ученым для исправления, над ним – Умеренность, Силу, Мудрость, а с другой – папу, несущего церковные декреталии; в нем Рафаэль дал портрет Юлия, написав его с натуры, а рядом с ним изобразил кардиналов: Джованни деи Медичи – впоследствии папа Лев, Антонио ди Монте, Алессандро Фарнезе – впоследствии папа Павел III – и других33.

Вы читаете 12 Жизнеописаний
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату