а она села рядом.
— Ох, господи, что все это такое, Лу?
Я ей рассказал. Не правду, само собой, а как все должно было выглядеть. Эми всплеснула руками:
— Ох, миленький! Это же чудесно. Мой Лу распутал дело!.. А тебе дадут награду?
— С чего бы? — сказал я. — Зато сколько удовольствия, подумай.
— Ах вот как!..
Она отстранилась от меня и уже открыла было рот; сдается мне, ей хотелось разразиться очередной тирадой. Но кое-чего другого она хотела больше.
— Прости меня, Лу. У тебя есть полное право на меня злиться.
Она опять легла, перевернулась на живот и раскинула руки-ноги. Потянулась всем телом в ожидании и прошептала:
— Очень-очень злиться…
А то я не знаю. Рассказала бы что-нибудь новенькое. Сообщила б марафетчику, что ему нельзя наркотиков: ему-де это не полезно, — и посмотрела бы, остановит его или нет.
Получила Эми на всю катушку.
Это ей дорого будет стоить, и я выдал ей полную стоимость. Честный Лу — вот я каков: «Давай-ка Лу пощекочет тебе под хвостиком».
14
Наверно, я весь употел с такой разминкой, да еще и голышом, потому что очень паршиво простыл. Нет, не смертельно — не так, чтобы в лежку, но по городу гонять не мог. Недельку требовалось полежать. Хоть какая-то передышка.
Не нужно было разговаривать с толпами народу — чтоб они задавали свои дурацкие вопросы да по спине меня хлопали. Не нужно было идти на похороны Джонни Паппаса. И к родне его заходить не надо — а иначе пришлось бы.
Ко мне заглядывали ребята из конторы и пару раз заезжал Боб Мейплз. Он сильно осунулся — как будто лет на десять постарел. Про Джонни мы не заговаривали — просто беседовали вообще, — и его визиты проходили нормально. В разговорах всплыло только одно, зато не давало мне покоя. Случилось это в первый… нет, наверно, во второй раз.
— Лу, — сказал он, — а почему ты отсюда вообще не уедешь?
— Не уеду? — Я удивился. Сидели себе спокойно, курили, словом-другим изредка обменивались. И вдруг вот такое. — А чего мне уезжать?
— Чего ты вообще здесь торчишь? — спросил он. — И зачем тебе полицейская бляха понадобилась? Почему врачом не стал, как отец? Не попробовал чего-то добиться?
Я покачал головой, не отрывая глаз от одеяла:
— Не знаю, Боб. Ленивый, наверно.
— Очень забавно у тебя это проявляется. Как лишнюю работу на себя взять — так не ленивый. Ты у меня в конторе часов оттрубил больше любого. Но если я правильно в людях разбираюсь, тебе ж не нравится. Ты эту работу никогда не любил.
Тут он был не вполне прав, но я его понял. Другая работа мне бы понравилась гораздо больше.
— Не знаю, Боб, — повторил я. — Наверно, лень бывает разная. Типа ничего-не-хочу-делать — и типа по-накатанной-колее. Берешься за работу, думаешь: вот немного поработаю, — а это «немного» все тянется и тянется. Чтобы прыгнуть, тебе надо побольше денег. Потом не можешь решить никак, куда тебе прыгать. А потом, может, попробуешь, письмо туда-сюда отправишь, а там хотят знать, какой у тебя опыт, чем ты занимался. Да так и не захотят с тобой связываться, а если и захотят, то начинать придется с самого низу, потому что ты ни шиша не знаешь. Вот и сидишь на месте — только это, считай, и остается, — и вкалываешь что было сил, потому что умеешь. Ты уже не молод, а ничего больше у тебя нет.
Боб медленно кивнул:
— Н-да… Дело знакомое. Но у тебя ж не обязательно так должно быть, Лу! Отец мог бы тебя в школу отправить. Ты б уже врачебную практику себе заимел.
— Ну… — помялся я, — с Майком были неприятности, папа остался бы один и… В общем, наверно, Боб, у меня просто душа не лежала к медицине. Там же, знаешь, много учиться надо.
— Чем-нибудь другим мог бы заняться — ты же, сынок, до банкротства сильно недотягиваешь. За этот участок мог бы отхватить целое состояние.
— Ну да, только… — Я умолк. — В общем, если по-честному, Боб, я уже думал лагерь тут сворачивать, только…
— Что, Эми не хочет?
— Я у нее не спрашивал. У нас такая тема не возникала. Но мне сдается, не понравится ей.
— Тогда, — медленно произнес он, — плохо дело. Вряд ли ты… Нет, это не по тебе. Никакой мужчина в здравом уме не откажется от Эми.
Я слабо кивнул, словно принимал комплимент: согласился, что от нее отказаться не смогу. Как бы я к ней ни относился, кивок дался мне легко. Снаружи-то Эми — всё с плюсом. Умная, из хорошей семьи, а у нас такое соображение играет очень большую роль. Мало того. Когда Эми шла по улице, вертя круглой попкой, выставив грудь вперед, а подбородок не выпячивая, все мужчины до восьмидесяти просто слюной истекали. У них багровели рожи, они забывали дышать, и отовсюду доносились шепотки: «Ох, вот бы мне такую».
Я ее ненавидел, но это не мешало мне ею гордиться.
— Боб, ты хочешь от меня избавиться? — спросил я.
— А что, похоже? — ухмыльнулся он. — Я, видать, чего-то передумал, пока дома в постели валялся. Не мое дело, а все равно интересно. Лежу и думаю, как меня зло пробирало, когда надо поддаваться тому, чего терпеть не могу, да вот черт, я ж ни к чему другому-то и не приспособлен — только к тому, чем и так занимаюсь. Вот я и подумал: такому, как ты, это, наверно, стократ трудней. — Он криво усмехнулся. — На самом деле я так прикидываю, Лу, что из-за тебя так думать начал. Ты же первый об этом заговорил.
Я сделал вид, что не понял, потом ухмыльнулся:
— Я ничего плохого не хотел. Это у меня шутки такие.
— Еще бы! — с легкостью согласился он. — У всех своя спиц-цы-фика. Я просто решил, может, тебе седлом спину натерло, вот ты и…
— Боб, — сказал я. — О чем Конуэй говорил с тобой в Форт-Уорте?
— Ох же ж ч-черт… — Он встал и хлопнул себя шляпой по бедру. — Да я уж и не помню. Ну, мне, наверное, пора…
— Он тебе что-то сказал. Или сделал, и тебе не понравилось.
— Думаешь? — У него поднялись брови. Потом опустились. Боб хмыкнул и надел шляпу. — Не стоит об этом, Лу. Ничего важного, и уже все равно никакого значения не имеет.
Он ушел; а я, как уже говорил, призадумался. Но подумать у меня время было, поэтому в конце мне уже стало казаться, что переполошился я из-за пустяка. Похоже, все складывалось неплохо.
Но мне хотелось уехать из Сентрал-Сити, и я думал об отъезде. Только Эми была не настолько безразлична мне, чтоб я пошел против ее желаний. Я, конечно, не стал бы делать ничего такого, что ей не по нраву.
А вот если с ней что-нибудь случится — с ней и должно было что-нибудь случиться, — ой, ну тогда, конечно, мне совсем незачем оставаться в старых, знакомых местах. Для такого мягкосердечного парня это будет слишком — да и ни к чему. И я уеду, и все будет выглядеть совершенно естественно. Никто ничего не заподозрит.
Эми навещала меня каждый день — несколько минут по утрам по пути в школу, а потом еще вечером. Всегда приносила какой-нибудь тортик или пирог, или еще чего: я думаю, даже ее собака это бы есть не стала (а псина не отличалась хорошим вкусом — на лету конский навоз цапала), — и вообще почти не
