Николай пожал плечами.
— Там больше света и, значит, больше любви, — сказал старик. — А любовь — это Бог.
— Ты же говорил, что Бог — это свет.
— В горах ты увидишь сияние Бога. И уже не будешь спрашивать глупости. Потри мне спину.
— А ты не хочешь в горы, в Монтану? Я уже собрал на билет…
— Хочу, но не успею… И — у каждого своя Монтана. Моя Монтана — Тибет, но Ким Ир Сен заставил меня бежать оттуда.
— Кто такой Ким Ир Сен?
Старик усмехнулся:
— Коммунист. Вы его к нам прислали. Натворили вы дел в мире…
* * *
И снова, как всегда по ночам, Николай мыл в ресторане посуду, а Сон Ян и все остальные готовили острые корейские блюда из риса, чечевицы и свинины. К двум часам ночи, когда поток клиентов иссякал, все садились за стол вокруг общей еды, и Николай садился вместе с ними.
В углу на экране навесного телевизора шла передача «Rich and Famuos» про роскошную жизнь Дональда Трампа и других миллиардеров. И, трапезничая со всеми, хозяин, глядя на экран, философствовал:
— Listen, all of you. Вот вы смотрите на моего дядю Сон Яна и думаете: святой человек, самбудда! А потом вы смотрите на этих миллионеров и думаете — just a second! Наш самбудда говорит, что на вершине свет и что свет — это Бог. А трамп? Так вот я вам скажу. Я не знаю, где Бог. Но я знаю: если Трамп сделал за день пару тысяч баксов, он чувствует себя несчастным и с горя идёт в бар. А ты, заработав за день двадцать баксов, чувствуешь себя миллионером и тоже идешь в бар. Так какой же смысл лезть туда в гору? — И повернулся к Сон Яну: — Скажи нам, самбудда!
— Свет идет к каждому из нас, — ответил Сон Ян, поглаживая кошку, которая во время еды всегда садилась к нему на колени. — Но не каждый идет к свету. Твой свет уже здесь.
— Где? — усмехнулся Ким. — Покажи!
Но тут за стеклянной дверью «Golden Mandarin» остановился мотоцикл, и два черных парня в масках- чулках вбежали в ресторан. Один из них — высокий верзила в пиджаке и с двумя «береттами» в руках — кричал: «Everyone lie down! On the floor! Get down!» [Всем лечь! На пол! Вниз!]А второй — маленький и безоружный — тут же перемахнул через стойку к кассе, боксерским ударом послал Кима в нокаут и стал дергать ящик из кассы. Но ящик оказался запертым.
Николай и три повара-корейца лежали на влажном кафельном полу, возле тарелки с кошачьей едой, и снизу Николай видел черного верзилу с двумя «береттами» навскидку и пританцовывающего от нетерпения так, словно ему нужно было немедленно пописать. «Come on, man! Come on!» — торопил он своего партнера, водя «береттами» по залу.
Но маленький бандит все никак не мог ни открыть, ни взломать кассу. В бешенстве он схватил упавшего на пол Кима, поднял его и стал бить по голове, крича:
— Open the box, motherfucker! I’ll kill you! Open the box! [Открой ящик! Или я убью тебя!]
И вдруг совершенно ирреально, словно в кино, маленькое тело старика Сон Яна отделилось от пола и двинулось к окровавленному Киму и избивавшему его бандиту.
Увидев это, черный верзила скорее рефлекторно, чем осознанно, нажал курок, и простреленный старик тут же рухнул на пол.
Только теперь верзила озадаченно встряхнул головой, пытаясь осмыслить, в кого он стрелял.
Однако понять не успел, потому что Николай, лежавший за его спиной, взял кошачью тарелку и со всей силой метнул ее в окно.
Разбитое витринное стекло осыпалось с жутким звоном.
Верзила резко повернулся и стал палить в темноту за окном из обеих «беретт». Там, за окном и стеклянной дверью, ритмично рокотал мощный мотор его мотоцикла «хонда».
Николай вскочил за спиной верзилы и обрушил на его шею, в основание затылка, сокрушительный, как колуном, удар локтем. Даже сквозь грохот выстрелов было слышно, как у верзилы хрустнули шейные позвонки.
Николай перехватил один из пистолетов из руки падающего бандита и повернулся с ним к его мелюзговому партнеру.
Тот тут же поднял руки и залепетал:
— Don't kill me, man! Don't kill me! [Не убивай меня!]
Николай нагнулся над убитым Сон Яном, снял с его шеи маленький, на веревочке, амулет с Буддой и сунул себе в карман. Затем, отступая, дошел до двери, открыл ее спиной, вышел из ресторана, сел на тарахтящий мотоцикл и еще не веря своей удаче, откинул подножку мотоцикла и дал газ.
Ночная Америка приняла его ликующую душу и сердце, стучавшее в ритме «хонды».
«Хонда» летела на запад по ночному хайвею навстречу ветру и случайной удаче…
Потому что удачи, как и беды, никогда не ходят в одиночку.
Мчась по пустому ночному хайвею, Николай впереди на обочине увидел мигающие красные огни какой-то машины и одинокую женскую фигуру возле нее.
Он сбросил газ и притормозил.
Фара его мотоцикла высветила «вольво», открытый багажник, спущенное заднее колесо, какие-то инструменты возле него, слезы на глазах у женщины-испанки и бриллианты у нее в ушах.
Николай остановил мотоцикл.
Теперь вблизи он увидел ее всю — в роскошном вечернем платье с глубоким декольте и с типично испанским излишеством золота на шее и на руках.
Не вставая с седла, Николай галантной почти как натуральный американец сказал:
— Мэй ай хэлп?
Но то ли она почувствовала его взгляд на своем золотом ожерелье и бриллиантовых серьгах, то ли еще почему-то…
— No. Thank you, — испуганно сказала она, — I'm waiting for police. [Я жду полицию.]
— О'кей… — И Николай повернул руль к шоссе, чтобы уехать.
— Momento!
Он вопросительно повернулся.
— Are you German? [Вы немец?]
— Йес.
— Can you change this goddamned tire? I can't turn the nut! [Вы могли бы поменять колесо? Я не могу повернуть этот чертов болт!]
Николай не понял и половины, но по ее жесту было ясно, что она просит сменить спущенное колесо.
Он выключил двигатель «хонды», встал с мотоцикла и подошел к «вольво». Сокрушенно покрутил головой — эта дурочка в вечернем платье пыталась сиять колесо машины, даже не поставив ее на домкрат. Хотя домкрат был тут же, в дерматиновом футлярчике. А в багажнике лежала запаска.
Николай взял эту запаску и тут же понял, что дело хана, запаска была спущенной. Он показал ее испанке — нажал на шину, и шина легко прогнулась под его пальцами.
— Oh my God! — воскликнула она. — But I think she has a pump. You see this is my daughter's car. She is camping in Europe right now. And I was at my friends' anniversary… [О Боже! Ноя думаю, у нее есть насос. Это машина моей дочки. Она сейчас путешествует по Европе. А я ездила на юбилей своих друзей…]
Она зашарила в багажнике и действительно выудила из него ножной насос.
— May be we can pump this tire? My mechanic is't faraway, just two miles… [Мы сможем подкачать? Мой механик всего в двух милях…]
Николай в сомнении покачал головой. Но все же подсоединил насос к колесу и стал качать. Через минуту шина напряглась, он нагнулся к ней и послушал. Еде слышное шипение означало, что воздух где-то выходит, но в конце концов две мили можно проехать и на ободе. Он докачал шину до стальной твердости, бросил запаску и инструменты в багажник и сказал женщине:
