Стефанией тюремной камерой. Но я была здесь только третьи сутки, а она — уже неделю. Молодая, веснушчатая, хотя и недурная собой, она за эту неделю превратилась здесь в грязное пугало, потому что Зина запретила выводить ее даже в сортир — боялась, что Стефания может загипнотизировать охрану. Поэтому охранники просовывали в дверь горшок, а потом, после всех дел, они этот горшок стремительно забирали.
— She speaks English very well[5], — сказала про Зину Стефания.
Хотя, как я уже говорила, у меня в дипломе стоит по английскому «отлично», но эту американку я понимала только на двадцать процентов, не больше. Да и то, если она вспоминала, что со мной нужно говорить медленно. Потому что иначе у нее была такая каша во рту, что я никак не могла отделить слово от слова…
— I am an idiot!..[6] — причитала Стефания, размазывая слезы по грязному лицу. — I am such idiot! То trust Russians!..[7]
Это означало, что мне она тем не менее доверяет, а именно ради этого Зина и бросила меня в эту каюту: втереться в доверие этой американки и выпытать у нее прогнозы на будущее — что случится в России после переворота. Да, да, мне пришлось стать «наседкой» — после того как вы расколетесь, или, как говорят у нас, «начнете сотрудничать со следствием», с вами уже не церемонятся, это закон…
Но вот что я поняла из рассказов Стефании. После похищения из «Пекина» (действительно через окно — как я предполагала!) эту Стефанию в кузове продовольственного фургона привезли сюда, на горячевскую дачу, и первые дни содержали вполне прилично — в верхней каюте «люкс», с хорошей едой и даже с душем. (Наглость заговорщиков меня и потрясла, и восхитила: когда Лариса была в Москве, на Ленинских горах, эту гадалку спрятали от нее на ее же собственной даче в Барвихе!) Допрашивала ее не Зина (Зина, видимо, следила на Ленинских горах за каждым шагом Ларисы). «A men in his early fifties with short grey hair. He wears leather kneehigh boots…»[8] Я решила, что это Окулов. Он требовал от Стефании одного: сказать, что делают Курков и Власов для спасения Горячева. Но то ли от страха, то ли еще от чего, только все способности ясновидения у Стефании тут же испарились. Даже чистейшая марихуана, которую ей дали на второй день, не помогла. А когда Горячевы улетели в Красноярск, появилась Зина, она тоже сначала обхаживала Стефанию «по-хорошему», но, ничего не добившись, бросила ее в эту каюту возле машинного отсека. Однако, пробыв с этой Стефанией трое суток бок о бок, я ничего больше узнать не смогла — никаких прогнозов на будущее. Ее воля была парализована страхом, а душа — отчаянием:
— I am such idiot!..
Теперь мы стояли с ней возле намертво задраенного маленького иллюминатора, в который и ребенок не просунет голову, и с тревогой смотрели, как медленно удаляются от нас берег и горячевская дача, освещенная утренним солнцем. Куда нас везут? Что происходит? Неужели уже произошел правительственный переворот?
И вдруг я увидела: там, на высоком берегу, возле горячевской дачи остановилась синяя милицейская «Волга», из нее выскочила маленькая мужская фигурка и спешно побежала к даче. За ним появились из машины двое мужчин, они извлекли с заднего сиденья какую-то старушку, одетую в теплую плюшевую кацавейку, и под руки повели ее к даче. И когда этот маленький оглянулся на них и нетерпеливо махнул рукой, я вдруг узнала его.
— Гольдин! — заорала я и забила кулаками по толстому стеклу иллюминатора. — Гольдин!!!
Но он, конечно, меня не слышал. В ожидании своих помощников он остановился у самой двери дачи, сунул руку в карман кителя, вытащил пачку сигарет, выбил одну, нетерпеливо схватил ее губами и чиркнул зажигалкой.
И в тот же миг раздался оглушительный взрыв, и столб пламени буквально разорвал дачу изнутри, как декорацию в кино. Балки, куски бетонных плит, мебели, тело Гольдина, похожее на тряпичную куклу, детская карусель — все взлетело под кроны высоких сосен и рухнуло вниз, в белое косматое пламя. А синюю милицейскую «Волгу» смело ударной волной и швырнуло в сторону…
— Гольдин… — Я заскребла ногтями по толстому стеклу иллюминатора и разревелась. — Гольдин…
Тут яхта свернула по излуке Москвы-реки, и высокий зеленый мыс заслонил пожар на горячевской даче.
— Who is Goldin?[9] — спросила Стефания.
Я посмотрела на нее, и меня вдруг прорвало.
— Это все ты! Ты! — закричала я с ненавистью и в истерике бросилась на нее и стала лупить ее, не разбирая куда. — Сволочь! На кой хер ты гадала?! Люди изза тебя гибнут! Б…ь американская!..
А за моей спиной вдруг прозвучал женский голос:
— Правильно. Врежь ей, Ковина, по-нашему!
Я повернулась. Зина стояла в дверях каюты, крепко расставив ноги в сапогах. В ее фигуре была собранность, в глазах — сила и злость.
— Ну?! — требовательно сказала она мне.
Но я уже остыла.
Тогда Зина вошла в каюту и, приблизившись к скрюченной на полу Стефании, вдруг рубанула ее ребром ладони по сонной артерии. Это был мастерский, просто сабельный удар — Стефания, обмякнув, растянулась на полу без сознания.
— Сука! — сказала над ней Зина и села на нижнюю полку. — Она сигналы подавала, да? Ты ее за это била?
Я тупо смотрела на нее — какие еще сигналы?
— Твой Гольдин привез эту сибирскую гадалку Скворцову, — объяснила Зина, вынимая из кармана пиджака шприц и какую-то ампулу. Отломив носик ампулы, она стала набирать в шприц жидкость из ампулы и одновременно говорила мне: — Ну, мы, конечно, никак не реагировали на эту ловушку, ты же нас предупредила. Но, можешь представить, старуха всю ночь колдовала по фотографии этой стервы, вызывала ее на связь, а час назад сказала Гольдину, что знает, где искать американку. Но наши думали, что это тоже туфта и ловушка. А она привезла Гольдина прямо сюда! Понимаешь? Эта американская сука нам гадать отказалась, значит! А сама сигналы посылала, телепатка, бля! — И Зина сапогом пнула бесчувственное тело Стефании. — Хорошо, я в последнюю минуту доперла весь газ включить на даче… Но все-таки есть, значит, что-то в этой мистике, а? — И Зина ввела в локоть Стефании полную ампулу уж не знаю чего. — Теперь придется ее в отключке держать… Но ничего! — Зина встала. — Когда все кончится с Горячевым, она у нас сразу заговорит! Пошли!
Наверное, на лице моем был страх, что она и меня отключит этим шприцем, потому что Зина вдруг усмехнулась:
— Не боись! Ты ж теперь своя. Пошли…
Я вышла за ней из каюты, и она заперла дверь ключом. В каюте на полу осталась лежать Стефания Грилл. Она была без сознания.
34
ИЗ РАПОРТА
министру внутренних дел СССР
генералу А. Власову
об обстоятельствах гибели
майора Б. Гольдина,
лейтенантов В. Косолапова и И. Трофимова,
а также гр-ки Л. Скворцовой шофера «Волги» номер МОЖ 67–45, ст. сержанта И. Чуйкова
«…Полагая, что гостиничный номер, в котором жила сибирская гадалка П. Скворцова,
