Но никакого «хвоста» за нами я не обнаружил, да и вряд ли можно было угнаться за этим сумасшедшим московским водителем.
— Как тебя зовут? — спросил я у японки.
— Michiko, — сказала она. — Я уже говорила тебе свое имя в Вене, но ты забыл. Я Мичико Катояма.
Тут, перед Колхозной площадью, водитель вдруг резко нажал на тормоза и грязно выругался.
— В чем дело? — спросил я, но уже и сам увидел, в чем дело.
Впереди вся Колхозная площадь была запружена народом, там над гигантской толпой гремели мегафонные голоса ораторов и трепыхались плакаты и транспаранты: «ВСЯ ВЛАСТЬ СОВЕТАМ!», «ДОЛОЙ КГБ!», «КОГДА МЫ ДОГОНИМ АФРИКУ ПО МЯСУ?», «СВОБОДУ ЭСТОНИИ!» и т.п. Я жадно вчитывался в эти надписи — такой Москвы я не видел никогда.
— Опять митинг! — недовольно сказал водитель такси, вертя головой в поисках объезда. — Надоели! Ездить невозможно! — И свернул направо, в переулок.
13
Штаб-квартира Агентства Печати Новости находится в самом центре Москвы, на Садовом кольце, всего в нескольких кварталах от американского посольства. Я помню, как это Агентство образовалось. Было самое начало шестидесятых годов, когда Хрущев принялся оснащать Кубу ракетами, имея в виду не столько завоевание США, сколько подчинение своему влиянию всего южноамериканского континента. Одновременно Кремль начал заигрывать с арабскими странами и Африкой, и для осуществления всей этой операции по глобальному расширению своего влияния Москве срочно понадобилась система по промывке мозгов южноамериканским, африканским и азиатским народам. Одной из частей такой системы стал Московский университет Дружбы Народов имени Патриса Лумумбы, куда заманивали молодежь со всего мира, чтобы воспитать из них будущих руководителей прокоммунистических переворотов. А еще одну машину по промывке мозгов — Агентство Печати Новости — создали якобы на средства Комитета по защите мира и других буферных кремлевских «общественных» организаций. На самом же деле АПН напрямую подчинялось серому кремлевскому кардиналу идеологии Михаилу Суслову и с первых дней своего существования получило прямой выход к кремлевским фондам на финскую бумагу, полиграфическую базу в Лейпциге, ГДР, неограниченный бюджет и, конечно, спецпайки для своих сотрудников. А также роскошный старинный особняк в самом центре Москвы, на Пушкинской площади, рядом с редакцией газеты «Известия»
Я был в это время студентом киноинститута и к своей скудной 22-рублевой месячной стипендии подрабатывал писанием статей в московские газеты. Помню, в то лето среди нашего брата журналиста стремительно разнесся слух, будто на Пушкинской площади открылась замечательная новая «кормушка» — АПН, где, как мне сказали, платят совершенно фантастическое гонорары — по десять рублей за страницу! И вот буквально через месяц после открытия АПН я пришел в это светло-желтое старинное здание, и первое, что меня там поразило, — обилие роскошных молодых девок в импортных джинсах и французской косметике. С ужасно творческим видом они сидели во всех кабинетах над пишмашинками, деловито пробегали по коридорам с оттисками свежих журнальных полос, пили настоящий колумбийский кофе в служебном буфете и курили только «Мальборо» и западногерманские сигареты «Astor». Среди них степенной походкой руководителей расхаживали молодые мужчины с фигурами теннисистов, в импортных костюмах и французских галстуках. Таких «фирменных» журналистов я не видел даже в иностранном отделе «Правды» и «Комсомолки», разве только Мэлор Стуруа, корреспондент «Известий» по США, мог тягаться с ними в шике. Но Стуруа был известным журналистом, а кто эти?
Впрочем, стоило мне взглянуть на дверные таблички их кабинетов, как все стало ясно. Потому что каждая фамилия на этих табличках говорила сама за себя — это были дети, племянники и племянницы самой высокопоставленной кремлевской элиты и советской дипломатуры. О, конечно, каждый из них кончил или Московский институт международных отношений или Институт иностранных языков, а то и вовсе получил образование в Гарварде или Сорбонне. И они знали иностранные языки — так кому же, как не им, наследникам основных держателей акций советской империи, было пропагандировать прекрасный советский образ жизни?
Поскольку в то время мои статьи уже довольно часто появлялись в московских газетах и журналах, меня принял сам заведующий латиноамериканским отделом — тоже молодой подтянутый теннисист.
— Мы выпускаем вот такие журналы! — гордо сказал он и веером рассыпал передо мной пачку роскошных, на глянцевой финской бумаге, иллюстрированных журналов на испанском, французском и еще каких-то непонятных мне языках. — Нам нужны материалы, пропагандирующие наш советский образ жизни. Никакой критики, только позитив! Я читал твои статьи, ты много ездишь по Заполярью, а это как раз та экзотика, которая нам нужна. Счастливая жизнь советских эскимосов. Лампочка Ильича в заполярной яранге! Напиши хоть пять очерков — мы роскошно платим, с каждого языка по десять рублей за страницу. То есть за одну статью можно получить столько гонораров, на сколько языков мы ее переведем. Так не платит никто в Москве, даже «Литгазета!» Но ты понял задачу? Эскимосы — равные среди равных! Олени — гости тюменских нефтяников! Весна приходит в кочевое стойбище! Усек?
Я «усек». Буквально за неделю до этого я прилетел из очередной газетной командировки по заполярному Ямалу. Там живут советские эскимосы-ненцы — 70 процентов из них больны сифилисом, 90 процентов — алкоголизмом, а статистика детской смертности вообще засекречена. Но мне не нужна была статистика, я сам ходил по их чумам и видел то, что эти кремлевские теннисисты в костюмах от Кардена никогда не увидят, да и видеть не захотят. Я видел, как живут эти ненцы — в грязи, с собаками, на вонючих оленьих шкурах и постоянно пьяные от сознания того, что жизнь их тундры все равно кончилась: своими нефтяными вышками русские выпустили из-под земли духов зла и болезней и гусеницами тракторов уничтожили оленьи пастбища. Парадоксально, что именно за ненецкую нефть кремлевские теннисисты покупали себе тогда французскую косметику, колумбийский кофе, немецкие сигареты, образование в Сорбонне, пишущие машинки «Erika» и типографские машины для печати рекламных журналов о счастливом советском обществе. Чаще всего на стандартных обложках таких журналов сияло круглое лицо ненецкого ребенка, улыбающегося на фоне заснеженной нефтяной вышки. Но, конечно, никто никогда не писал в этих журналах, как русские вертолеты каждое лето облетают ненецкие стойбища, на водку выменивают детей и увозят их в Салехард, в детские дома…
Я ушел тогда из АПН и никогда больше не переступал порог этого учреждения. И вот теперь, почти тридцать лет спустя — второй визит. Но уже по другому адресу. Потому что за тридцать лет АПН выросло в гигантский концерн пропаганды и в награду, я слышал, получило новое здание. Но ведь Горбачев отказался от брежневской доктрины, кремлевские войска вышли из Афганистана, а советское влияние на африканском континенте и в арабских странах тает, как снег в пустыне. Так чем же теперь занимаются те модные теннисисты и теннисистки? Что производит машина, запущенная Хрущевым и Андроповым? На кого работает?
Такси остановилось перед серым четырехэтажным шлакобетонным домом в форме русской буквы 'П'. Пустой проем в нижней части этой буквы смотрел на Садовое кольцо, но был отгорожен от него высокой решеткой, а в центре забора-решетки стояла бетонно-кирпичная будка проходной. Внутри сидели два милиционера. Короче говоря, это здание было как две капли воды похоже на штаб провинциального военного округа, а совершенно голый и пустой двор за решеткой мог быть только плацем для отработки строевого шага.
Однако на тусклой стеклянной вывеске было написано «Агентство Печати Новости» и перед проходной, у тротуара стоял наш интуристовский автобус. Так что сомнений не было — мы ехали куда надо. Только опоздали на четыре минуты, и теперь нам придется доказывать этим милиционерам, кто мы, что мы, вызывать Барри Вудстона и т. д.
Но вдруг оказалось, что какой-то биологический механизм советской адаптации проснулся во мне даже раньше, чем я успел это осознать.
— Следуй за мной! Ни о чем не спрашивай! — приказал я японке и стремительно-хозяйской походкой направился прямо в проходную.
Мичико поспешно семенила за мной. Главное в искусстве преодоления проходных советских официальных учреждений — это сочетание хозяйски-уверенной походки и барски-небрежного кивка головой охранникам, при котором ни в коем случае нельзя встречаться с ними глазами. Да, вы видите их краем зрения, и вы отметили это вежливо-беглым кивком головы, но они слишком мелкие птицы, чтобы заглядывать вам в глаза. А то, что вы свой, из этой или даже еще более высокой организации, — это
