А Колягина протянула мне свою визитную карточку и сказала:
— Если у вас останется время после Гдляна, я бы тоже хотела с вами поговорить. Я специалист по советской теневой экономике.
— Можете считать, что она единственный у нас специалист по советской нелегальной экономике, — добавил Гдлян.
Я взглянул на визитную карточку. На ней значилось:
ТАТЬЯНА ПЕТРОВНА КОЛЯГИНА
Профессор, Доктор экономических наук,
Заведующая сектором советской экономики ГОСПЛАНА СССР.
И дальше шел столбик телефонов — служебных и домашний.
Господи, вдруг вспомнил я, но я же завтра улетаю в Ленинград! А как же интервью с Ельциным? С Гдляном?
И вдруг дикая мысль пришла мне в голову. А что, собственно говоря, мне делать в Ленинграде? На кой черт он мне нужен, если вся революция происходит в Москве? Я посмотрел на часы. Самовольно отколоться от группы и остаться в Москве я не имею права, в моей советской визе четко записано; 28-31 июля — Москва, 1-3 августа — Ленинград, 4-5 августа — Таллинн. И до отлета в Ленинград осталось меньше 20 часов. Значит, за это время я должен придумать, под каким предлогом заставить «Интурист» продлить мое пребывание в Москве. Черт возьми, где сейчас наша группа? Мне срочно нужна Оля Зеленина, наша русская гидша! Только через нее я смогу связаться с руководством «Интуриста». А у меня, идиота, даже нет при себе расписания нашей группы на сегодняшний день! Как же мне найти свою группу в Москве?
18
Это была моя машина.
Боже мой, вы когда-нибудь садились в машину, которую продали десять лет назад? Это как вернуться в детство или влезть в свою детскую кровать. Я крутился на протертом и продавленном сиденье, трогал и гладил панели, дверные ручки и боковые стекла. А Семен гнал машину по Москве и говорил назидательно, как раввин:
— У тебя есть только один способ легально задержаться в Москве: симулировать болезнь. Например, приступ язвы или микроинфаркт. Это можно устроить — за сто рублей любой врач положит тебя в больницу…
— Ему ессе советской больницы не хватало! — сказал сзади Толстяк.
Он сидел там боком, скрючившись, потому что не умещался на половине сиденья, а вторая половина этого сиденья была занята доской, которая подпирала сломанную спинку сиденья водителя. Но и скрюченная поза, и жуткая тряска на разбитых московских мостовых, и отсутствие половины зубов во рту не могли заставить Толстяка молчать. Он продолжал:
— Сстобы его кололи грязным ссприцем и заразили СПИДом, как детей в Элисте! Кстати, Вадим, когда ты приедесс в следуюссий раз, обязательно привези нам разовые ссприцы. Мы уже в том возрасти, когда ссприцы нуссней презервативов.
— Извините! — Семен категорическим жестом правой руки отсек это заявление. — Лично я еще вполне бью скважину!
— Да ладно, не п…! — сказал Толстяк. — Могу поспорить на коньяк: твоя ссена тебя к этой сквассине пускает максимум раз в неделю, а то и рессе!
— Это она от страха, я же после двух инфарктов! — Семен лихо обогнал какой-то армейский грузовик.
И, огладив свою черную, с сединой бородку, сказал мне доверительно:
— Понимаешь, какая хреновина получается… У меня молодая жена, ей тридцать два года! Ну, должен я ее удовлетворить? А она боится, что я на ней третий инфаркт схвачу. И не пускает. Прямо не знаю, что делать! Я же хочу ее, понимаешь?
— Вы тут все какие-то сексуально озабоченные, — сказал я, вспомнив утреннюю встречу с режиссером N.
— А ты нет? — спросил сзади Толстяк. — Ссем ты занимался сегодня носсью? Посмотри на свои месски под глазами!
— Это я от вас заразился, — сказал я.
— Кстати, вот ессе одна тема для фильма! — тут же сказал Толстяк. — Сексуальная лихорадка накануне Грассданской войны. Вся страна биологически предссувствует грассданскую войну, как косски — землетрясение. И все торопятся перетрахаться, пока не поздно. А, Вадя? Купят такой фильм на Западе?
— Еще бы! — сказал я, отмечая про себя, что эта идея даже лучше моей идеи «Секрет семейного счастья». И, вообще, у Толстяка всегда было полно замечательных идей для замечательных фильмов. — Прекрасную комедию можно сделать! — сказал я.
— Только не порнуху, а элегантно, в итальянском стиле, — подсказал Семен, опять лихо обгоняя кого- то.
— Давай вместе напишем, — предложил мне Толстяк. — Так и назовем «Секс-лихорадка, или Пир накануне гражданской войным».
— Но ты же пишешь «60 анекдотов из эпохи Брежнева» и 50 серий «Что такое демократия»!
— Ну и ссто? «Секс-лихорадку» мы с тобой написсем за неделю. Ты вспомнисс своих баб, а я своих и — поссалуйста!
Я подумал, что на Западе Толстяк уже давно был бы миллионером, продавая студиям и продюсерам только идеи и сюжеты. Но в советском кинематографе нет такой практики, каждый сценарист должен сам написать свой сценарий от начала до конца. А Толстяк не любит писать сценарии, ему это уже скучно. Потому у него всегда два десятка контрактов со студиями, но нет денег поставить себе искусственные зубы.
— Не забывай, что я завтра должен лететь в Ленинград, — сказал я дипломатично и сменил тему, спросив: — А что вы думаете о Гдляне и Иванове?
— Я сситаю, ссто они как террьеры, схватили мафию за глотку. А теперь им пытаются дуть в усси, сстобы они разссали зубы, — сказал Толстяк.
Тут Семен пошел на обгон еще одного крытого брезентом грузовика, но водителю грузовика это не понравилось, и он резко вильнул, перекрывая Семену узкий проход меж машинами. Наша машина только чудом не врезалась в заднее колесо грузовика. Семен резко нажал на тормоз.
— Ах ты сука! — сказал он, низко нагнулся к рулю и перевел ручку скоростей на третью скорость.
— Семен, перестань! — попросил я.
— Подожди! — и тем же категорическим жестом правой руки Семен отсек мое вмешательство.
— Нам уже не двадцать лет, Сема!
— Ну и что? — он вел машину за грузовиком, ища глазами лазейку в потоке машин. — Я ему покажу подрезать! Негодяй…
Договорить он не успел: брезентовый полог грузовика вдруг откинулся, из-под него показалась целая дюжина коротко стриженных солдат, сидящих в кузове. Хохоча и матерясь, солдаты показали нам русский «по локоть».
— Видишь? — сказал Семен. — Шпана! Приехали в Москву и хулиганят! — тут он бросил машину вправо, там намечался просвет в потоке машин.
Но, конечно, грузовик тоже вильнул направо, и в этом была хитрость Семена — он резко переложил руль налево, так, что моя бывшая машина оторвалась правыми колесами от мостовой, хотя именно справа сидели я и стокилограммовый Толстяк.
— Семен!!! — крикнул я.
— Спокойно! — сказал Семен, красивым виражом уже выходя вперед армейского грузовика, слишком тяжелого для таких трюков. И, включив четвертую скорость, добавил хвастливо: — Видал? Вот так мы их делаем, пижонов! А ты говоришь! Нет, Вадим, мы еще бьем скважину! Не знаю, как у вас в Америке, а тут…
— Сейссас он вас е… в зад, — с философским спокойствием сообщил Толстяк, и, оглянувшись, я увидел, что молодой, в застиранной гимнастерке водитель грузовика явно охотится за нашим бампером.
— А вот уж фуюшки! — усмехнулся Семени, снова перейдя на третью скорость, до отказа выжал педаль
