С трудом дождавшись конца приема у мэра Таллинна, я бегом прибежал в гостиницу и стал искать Сэма Лозинского. Пусть я не получил интервью у Ельцина, но я добрался до Горбачева! Я привезу из этой поездки сенсационный материал — не только для Японии! Я верну себе жену и дочку! И — чем черт не шутит! — через пару лет я буду снова снимать кино в России!…
Полковник Лозински сидел на втором этаже в валютном баре, приводил в порядок свои журналистские записи. Я бесцеремонно плюхнулся рядом на стул:
— Сэм, у тебя есть связи в National Defence Counsel?
— А что случилось? — спросил он встревоженно. Я быстро оглянулся на сидящих в баре. Но все смотрели в сторону телевизора, висевшего над стойкой бара, и я зашептал Сэму сквозь зубы:
— Только что мы с Джоном О'Хагеном сфотографировали страницу рукописного текста Горбачева! Ты понимаешь? Если у тебя есть знакомые в Совете национальной обороны, то через них можно получить лучшую экспертизу его почерка! А это же сенсация на первую полосу! Понимаешь!
— Yes, sir! — сказал подполковник. — Будет сделано, сэр!
Я встал, заказал себе водку со льдом и, уже успокаиваясь, спросил у Сэма:
— Кстати, а что было в Эрмитаже? Тебе удалось сфотографировать мальтийские кресты?
— О, да! Представляешь? Они не только разрешили фотографировать, но повели меня в запасники и показали всю коллекцию! Я не верил своим глазам — у них эти ордена навалом лежат в ящиках! Как скобяной товар!
— Ну, ты взял хоть пару?
Он ошарашенно посмотрел мне в глаза:
— Ты думаешь, они могли дать мне хоть один?
И вдруг я заметил, что на меня с явным любопытством уставились почти все посетители бара, а в разом наступившей тишине я услышал голос Виктора Мережко:
«Итак, ты уехал одиннадцать лет тому назад. Спустя какое-то время была опубликована твоя книга, которая, я помню, имела резонанс скорей такой, ну, подпольно-самиздатовский…»
Голос шел из телевизора, висевшего над стойкой бара, а на экране телевизора были я и Мережко — это шла московская «Кинопанорама».
«Эту книгу твою читали по радио „Свобода“, оттуда, — продолжал на экране Виктор. — И я знаю, что вокруг твоего имени ходили самые неприятные слухи. Что ты клевещешь на Брежнева, в частности, и на нашу страну. О чем эта книга рассказывала?»
— Ну, во-первых, — отвечал я с экрана с кино-ироничной улыбкой, — никакого самиздата на Западе нет. Книжка вышла на тринадцати языках, если включить русский. Вышла она в Англии, в Америке, в Германии, Франции, Италии, Норвегии, Голландии, Японии и так далее. А ее русское издание попало сюда уж я не знаю, каким путем. Но я знаю, что на черном рынке у вас эта книга стоила большие деньги.
— Да, она продавалась, — подтвердил Виктор, — Думаешь, это возможно сейчас — ее публикация в нашей стране?
— На сегодняшний день в этой книге ничего взрывчатого уже нет.
— Она устарела, да?
— Нет, она не устарела. В этой книге вся ваша узбекская и азербайджанская партийно- коррумпированная мафия. И так случилось, что два дня назад на заседании межрегиональной группы депутатов Верховного Совета я познакомился с героями этого романа, которых я выдумал десять лет назад, — я познакомился с Гдляном и Ивановым. Я послал Гдляну записку через зал. Мол, не найдется ли у вас пары минут для автора. Ну, а он встал и вышел за мной и так мы познакомились…
— Вот прошло столько лет! — перебил Виктор. — Ты оторвался от нашего кино и в то кино не попал. Вот ты сейчас приехал в Советский Союз уже как гражданин Соединенных Штатов. У тебя есть тайная мысль, что ты можешь — уже учитывая новую ситуацию в стране — вернуться в кино, в наше кино?
— Почему «тайная» мысль? Два дня назад я получил предложение экранизировать одну из моих книг.
— Значит, твой визит не гостевой, а еще и деловой? — допрашивал меня Виктор.
— Нет, мой визит вообще не гостевой, — отвечал я ему. — Я приехал в составе делегации американских журналистов. Это официальная поездка. Но я с первого дня бросил своих американцев и рванулся ко всем вам, потому что тебя, например, я не видел одиннадцать лет! И когда я услышал твой голос, у меня мурашки пошли по коже. И вообще — здесь у меня много друзей, знакомых, весь этот мир! Но очень боюсь, что меня это втянет. Потому что кино — ты же понимаешь! Это как наркотик!
— Кино и друзья, — сказал Виктор.
— Кино и друзья, — повторил я за ним и воскликнул: — Но писать книги куда спокойней, старик! Никакой цензуры! Никакой редактуры! Никто не лезет, никто не ломает ничего! Если одну строчку они хотят исправить, они мне звонят и говорят: «У нас не приняты трагические финалы. Хэппи энд, пожалуйста! Ну, хоть одну строчку про то, что, может быть, герой не погиб в конце»! Понимаешь? Нет редактора, Витя!
— Тем не менее… — улыбнулся он. — Тем не менее я хочу пожелать тебе, чтобы ты все же вернулся к своей первой замечательной профессии, чтобы ты вернулся в кино!
— Спасибо…'.
Следом за этим Виктор перешел к следующему сюжету — анонсу какого-то нового фильма. А Сэм Лозински спросил:
— Что это было? У тебя брало интервью советское телевидение?
— Даже два интервью! — похвастал я, вспомнив, что еще вчера по программе «Добрый вечер, Москва!» должно было пройти интервью, которое снял в «Космосе» Игорь Финковский. И, пользуясь своей минутной славой, спросил у бармена: — А можно мне с вашего телефона позвонить в Москву? Я заплачу.
Он молча поставил на стойку телефонный аппарат, я вытащил визитную карточку Финковского, набрал московский код и номер телередакции.
— Алло! Добрый вечер. Это Вадим Плоткин вас беспокоит. Можно Игоря Финковского?
— Его сейчас нет, — сказал молодой мужской голос. — А что вас интересует? Вы по поводу своего интервью?
— Да, я хотел бы знать…
— К сожалению, цензура его зарезала. Сняли с эфира в последнюю минуту.
— А разве у вас еще есть цензура? — спросил я. — Я сейчас видел себя в «Кинопанораме», они ничего не вырезали.
— Не спешите с выводами, — сказал голос. — Посмотрите эту передачу до конца. Мы вас такой ценой выпускать в эфир не хотим.
— Что вы имеете в виду? — изумился я.
— А вы послушайте, что ваш друг скажет через пару минут, — усмехнулся голос. — Извините, мне нужно бежать на съемку. Пока!
Я положил трубку, заказал себе еще рюмку водки и уставился в экран телевизора. Там Марк Захаров, второй ведущий «Кинопанорамы», главный режиссер модного Московского молодежного театра Ленинского комсомола и депутат Верховного Совета СССР, как раз говорил Виктору Мережко:
'— Я очень рад, что в нашей передаче прошла очень интересная беседа с Вадимом Плоткиным. По-моему, это очень такой пронзительный и печальный материал, который наводит на разного рода размышления, которые мне бы хотелось продолжить после… А сейчас скажи, пожалуйста, есть какие- нибудь сенсации в киномире?
— Ну, главная сенсация, — отвечал Виктор, — что все бросились на Запад зарабатывать валюту.
— А Климов снимает «Мастера и Маргариту»? — спросил Захаров.
— Нет, он готовится…
— А сколько одновременно снимается сценариев у тебя?
