знал, что Трофимов упрям, и язык об него долго ломать придётся.
Сейчас Безукладов ещё раз мысленно прокрутил в голове схему предстоящего разговора и нажал кнопку селектора, велев секретарше позвать в кабинет председателя райисполкома. Вместе с Трофимовым вошёл и заведующий сельхозотделом Кудрявцев, пожилой мужчина с какими-то выцветшими, стылыми, почти белыми глазами, с невысокой залысиной, морщинистым лицом.
Евгений Филиппович Кудрявцев слыл в обкоме человеком толковым, исполнительным, но чересчур уж дотошным.
По всей области гуляла злая шутка-быль, как однажды Кудрявцев позвонил в район первому секретарю и попросил записать «формочку» для отчёта (за глаза иногда Евгения Филипповича так и величали – Формочка, за это его любимое выражение). Кто отвечал по телефону, Кудрявцев по тугости уха не расслышал и начал быстро диктовать графы будущей сводки. «А для кого нужны эти цифры?» – спросили наконец на другом конце провода. «Как для кого? – возмутился Кудрявцев. – Для товарища Петрова». – «Да не давал я вам такого задания». – В трубке засмеялись, и Кудрявцев понял, что отвечал ему сам секретарь обкома, находившийся как раз в том районе и, видимо, по обыкновению усевшийся в райкоме за стол «первого». Евгений Филиппович тогда здорово перетрусил, но всё кончилось одними смешками. Он признался, что данные эти попросил на всякий случай, а вдруг товарищ Петров о них спросит, надо же быть готовым ко всяким неожиданностям.
Сейчас Кудрявцев, пропустив вперёд Трофимова, осторожно пробрался за стол для совещаний, аккуратно сел, и выцветшие глаза его уставились на Безукладова. Тот, показав Трофимову на стул, сам уселся во главе стола и не мешкая приступил к делу:
– Ну, товарищ Трофимов, что вы там за войну Белой и Алой Роз затеяли? Почему не подписываете решение о земле для литейного завода?
Обычно люди, оказавшиеся в подобном положении, начинали смущаться, испуганно и подавленно мяться, но Трофимов глянул на Сергея Прокофьевича без всякого пиетета, брезгливо усмехнулся и заговорил размеренно, точно вбивая гвозди в доску:
– Во-первых, вы знаете, товарищ Безукладов, что колхоз «Заря» – пригородное хозяйство и его уже буквально растащили, все лезут на пашню, кому не лень. Вот только недавно выделили двадцать пять гектаров под автокомплекс для школы ДОСААФ, а месяц назад – около сорока гектаров для научного центра металлургии. И так каждый год! Я посчитал – за последние десять лет площадь пашни уменьшилась в колхозе в два раза. А во-вторых, у нас тысяча двести коров, их куда девать? Выходит, закрывать комплекс?
– Трофимов! – Безукладов хлопнул ладонью по столу. – Не бузи! И до тебя люди работали в этом районе, а комплекс не закрывали.
– Не знаю, как до меня, – твёрдо сказал Трофимов, – а я в курсе дел колхоза – там очень напряжённая обстановка. При наличии кадров, помещений, отработанной технологии надои чуть больше трёх тысяч. Комплекс почти вхолостую работает, даже прибыли не даёт.
– Ну и что, в этом литейный завод виноват? – вмешался в разговор Кудрявцев и преданно поглядел на Безукладова.
Но Трофимов не смутился, только сердито махнул рукой, – отстань, мол.
– Да, и литейный завод тоже… Вы, товарищ Безукладов, по полям колхоза когда-нибудь проезжали? Видели, какие горы отходов от формовки, а проше – горелой земли по полям разбросаны? А ведь это тоже пашню из строя выводит. Гектаров сто там таких «угодий», не меньше…
– А у вас есть советская власть в районе? – усмехнулся Безукладов.
– Есть, есть! – Трофимов понял, куда гнёт Безукладов. – Да только у этой власти никакой власти.
– Как это понимать? – удивился секретарь обкома. – Раз власть есть, надо ею пользоваться.
– Теперь будем пользоваться, – пообещал Трофимов. – Я поставил литейщикам одно-единственное условие: наведите порядок на полях, очистите от формовочной земли, тогда и будем разговаривать…
Безукладов почувствовал, как внутри у него что-то зазвенело, натянулось тугой струной. Он стрельнул взглядом в сторону Трофимова и сказал, едва сдерживая себя:
– Вы что, и в самом деле феодалом себя в районе чувствуете? «Я сказал, я поставил условие»… Это барские замашки, товарищ Трофимов, и вам от них придётся отказываться. Вы вносите на исполком и принимайте решение, ясно?
– А если меня на исполкоме не поддержат? Выскажутся против, тогда как? Ведь у нас демократия, коллегиальность по конституции…
– А вы у нас для чего? Чью волю вы выражаете?
– Как чью? Народную.
– И вы народ спрашивали?
– Конечно, – пожал плечами Трофимов. – Я недавно в колхозе проводил собрание, и люди прямо высказались: надо или наводить на земле порядок, или распускать колхоз.
– А как вы это себе представляете – колхоз распускать? – спросил Кудрявцев.
– Пока я об этом специально не думал, но, наверное, можно сделать. Раздать землю крестьянам, определить им наделы, выделить кредиты, технику и пусть работают на здоровье. Раз колхоз со всех сторон теснят…
– Думайте, о чём говорите! – заверещал Кудрявцев. – Да знаете ли вы, молодой человек, что русские люди всегда на земле общиной жили? А вы руку на это поднимаете…
– Но ведь есть западный опыт?
– Даже такой западник, как Герцен, который всю жизнь там прожил, предупреждал: не склоняйте русского крестьянина к фермерству. Вот, я прошу прощения, Сергей Дмитриевич, послушайте, что он писал, я специально нашёл…
Кудрявцев достал из кармана зелёный блокнот и начал монотонно читать.
– А вот другой пример: Столыпин, который пытался крестьян на отруба загонять, что из этого получил? Всего одиннадцать процентов семей ушли на хутора. Я вам, конечно, исторические вещи говорю, но думаю, что они и на нынешний день актуальны.
Трофимов покачал головой.
– Не я этот разговор затеял – сами люди. Разве не видят, что идёт атака на колхоз, на землю? А они на ней родились, здесь жили их отцы, деды. Разве можно выталкивать их с этой земли?
– Их никто и не выталкивает, – развёл руками Безукладов, – только разумное решение предлагают. А некоторые, вместо того чтобы вести государственную политику, видеть чуть дальше собственного носа, пускаются в нигилистические рассуждения. Это я вас, между прочим, имею в виду, товарищ Трофимов. Мы ведь и без вас можем обойтись. Примем решение в облисполкоме, а республиканский Совмин утвердит, вот и конец вашему местничеству. Понятно?
Трофимов кивнул.
– А раз понятно, принимайте решение, – сказал Безукладов. – Принимайте, и в добрый час!
Трофимов встал.
– Нет, решение мы принимать не будем! Совесть, знаете ли, не позволяет.
– Значит, совесть? – усмехнулся Безукладов. – А мы её, выходит, растеряли? Да вы опасный человек, Трофимов, зря вам власть доверили…
– Народ доверил, – сказал Трофимов тихо, словно вытолкнул слова сквозь сжатые губы.
– Народ, говорите? Нет, не народ, а мы, партия, вот кто. Ну ладно, идите…
Когда дверь за Трофимовым захлопнулась, Кудрявцев воскликнул:
– Мальчишка!
– Ищите ему замену, – буркнул Безукладов. – И чем скорее, тем лучше. А это, что там Герцен говорил, вы для меня перепишите. Что-то много желающих колхозный строй расшатать появилось…
Недели через полторы Бобров попросил девятиклассников остаться после уроков. Ребята посмотрели на него с любопытством, и Евгений Иванович объяснил:
– Должок за мной есть. Помните, я на один ваш вопрос не ответил? Да и посоветоваться надо. А впрочем, дело это добровольное…
После уроков в классе сидели все ученики. И Бобров заговорил. Он говорил про русский чернозём,
