С легким сердцем она взбежала по лестнице на второй этаж, заглянула к себе в горенку, прибрала постель, чего не успела сделать, когда встала, потом вышла на лестничную площадку и стала прислушиваться.
Никого нет. Ни вздоха, ни стона… ничего.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Лидочка совсем осмелела. Она подошла к двери Аллиной спальни и чуть-чуть, легонько дотронулась до двери. Если Алла спит, то она ее не разбудит.
Дверь легко поддалась.
Лидочка этого не ожидала и сразу попыталась ее закрыть, но не закрыла, потому что увидела, что Аллы в комнате нет.
Она в самом деле сбежала.
Лидочка ступила в комнату.
Кровать была разворошена, виден полосатый матрас, одеяло скомкано. Но простыни не видно.
Однако на этом сходство между двумя исчезновениями заканчивалось.
Потому что подушка на кровати Аллы осталась. И она была измазана кровью.
И в тот момент Лидочка словно переместилась в иной мир.
Она стояла в комнате, залитой утренним солнцем и наполненной щебетом птиц и шорохом листвы. Где- то далеко летел самолет. Пчела влетела в открытое окно, но тут же развернулась и умчалась прочь. Проехала машина, затормозила у соседнего дома… Весь этот мир существовал вокруг нее условно, как декорация к спектаклю, а единственной реальностью была подушка в красных пятнах и пятна крови на матрасе.
Взгляд Лидочки, прослеживая струйку крови, скользнул с кровати на пол – неровные округлые пятна вереницей тянулись к двери. Как много крови! Неужели в человеке столько крови?
Лидочка, не отдавая себе отчета, пошла к двери, чтобы увидеть, куда ее приведет след.
Капли крови, несколько уменьшившись, привели Лидочку к лестнице.
На площадке она увидела кровавую размазню – словно кто-то вытирал вымазанные в крови подошвы о верхнюю ступеньку лестницы.
Лидочка спускалась по лестнице, стараясь не наступить на кровь…
Внизу в дверях своей комнаты стояла Валентина и в ужасе смотрела на то, как спускается Лидочка. И смотрела она ей под ноги, повторяя ее взгляд.
– Кровь, – сказала она. – Василек, подь сюда. Да иди ты! Кровь…
Василий вышел из комнаты и присел на корточки под лестницей, касаясь пола большим круглым животом. Он потрогал пятнышко указательным пальцем.
Лидочка не смела ступить дальше. Она перегнулась через перила и смотрела в сторону столовой и кабинета Славы, ожидая увидеть кровь и там.
Она думала: «Странно, как же я могла не заметить? Я же проходила здесь, и не раз. Может, ее вынесли, пока мы были в столовой? Пока ели эту проклятую овсянку?»
– Высохла уже, – сказал Василий.
Валентина помогла ему подняться. И, словно подслушав Лидочкины мысли, сказала:
– Мы-то снизу ходили, а ты сверху спустилась – как же ты не заметила?
– Сама не понимаю, – сказала Лидочка. – Наверное, под ноги не смотрела.
Она чувствовала себя виноватой.
Василий побрел к входной двери, нагнувшись и принюхиваясь, как старый, с одышкой, пес.
– Куда ж они ее поволокли? – спросил он сам у себя. – Наверное, их машина ждала.
Надо было немедленно вызывать полицию, поднимать шум. Но ни Кошки, ни Лидочка об этом совершенно искренне не думали – не хотели. И каковы бы ни были причины, все трое в глубине души надеялись, что кровь в спальне и на лестнице означает, что Алла больше не вернется. Что бы с ней ни случилось, обратно она не вернется. И наступит свобода. К тому же исчезновение Аллы было не совсем смертью – уходом. И Аллу воспринимали не совсем как человека, а как зловещую функцию – преступную узурпаторшу.
Впрочем, в тот момент об этом никто не задумывался. Василий дошел до входной двери и открыл ее.
Валентина вдруг вспомнила – словно посмотрела американский детективный сериал:
– За ручку не хватай! Отпечатки смажешь!
– Так Иришка уже ходила… И они.
Лидочка смотрела, как Василий открывает входную дверь, осторожно выглядывает наружу, словно те могут его поджидать. На улицу он не вышел. Василий обернулся и сказал:
– Так, снаружи не видать. Но если на дорожке, то надо вылазить. А соседи увидят – чего я ползаю вокруг?
– Иди домой, – приказала Валентина.
Василий прикрыл дверь.
– Кто это мог сделать? – спросила Лидочка вслух.
– Как кто? – даже рассердилась Валентина. – На тебя мы не думаем. Иришка – дивчинка еще, дитя малое. Мы с Васильком друг за дружкой смотрим. А они перепились, думают – вот дело плохо. А от кого им избавиться надо? От этой стервы! От нее. А то она попадется, всех заложит.
В ее словах был здравый смысл.
– Их теперь рядышком надо искать, в одно место сброшены, – сказал Василий, имея в виду и Славу, и словно возвращаясь в мыслях к трагедии в целом, а не к ее условному завершению.
Надо поглядеть в машине Славы, вдруг догадалась Лидочка. Они могли ее использовать.
– Я пойду посмотрю машину, – сказала она. – Где ключи, как вы думаете?
– Иришка знает.
– Я ей позвоню. Как звонить к Ричардсонам?
Валентина посмотрела на нее светлым карим взором.
– Та мы ж не звонили, – сообщила она, как малому неразумному ребенку. – Зачем нам звонить?
– Все равно надо сказать Иришке. Я схожу к Ричардсонам.
– А если она сама? – задумчиво спросил Василий.
– Ты кого имеешь в виду? – не поняла Валентина.
Лидочку иногда забавляло то, что в беседах между собой Кошки незаметно переходили на вполне пристойный русский язык. У нее вообще было сильное подозрение, что подавляющее большинство украинцев, особенно в городах, придя домой и сняв свитку и шаровары, переходят на русский язык, куда как более понятный и привычный.
– Я про Аллу, – сказал Василий. – Может, у нее из носа текло? Или зашиблась?
– Сомнительно, – покачала головой Лидочка. – Столько крови…
– Я наверх схожу, – предложила Валентина. – Погляжу, как там… Вы-то видали, а я не видала. Я только ночью думала, как бы чего не случилось.
– Почему?
– Ну когда там бегали, ясное дело!
Валентина направилась наверх. Лидочка спросила вслед:
– Кто бегал?
– Кому надо, тот и бегал, – огрызнулась Валентина.
Словно проговорилась, а теперь старается оговорку скрыть за незначащими словами.
– Ковер-то испортила Алла твоя. Ковер, говорю, испортила. А ведь такой фунтов двенадцать за ярд продают, а она испортила. Ну хоть бы платок взяла, если из носа текло.
Валентина скрылась в комнате на площадке второго этажа. Василий тяжело дышал рядом с Лидочкой. Он был попроще жены, и поэтому Лидочка, терзаемая сомнениями и уверенная в том, что Кошки что-то от нее скрывают, обратилась к нему:
– А что ночью было?
– Когда?
– Ночью. Вы говорите, ходили?
