претендует на Кезанкийские горы и то, что лежит за ними?
— Не открыто, но те, кто прислушивается к словам короля, думают именно так.
Конан фыркнул, словно остановившаяся на полном скаку лошадь.
— Правда в том, что тут Туран может хорошенько получить по зубам. Горцы научились жить в тени Турана, но им не понравится, если туранские гарнизоны станут взирать на их сады со склонов гор.
Хезаль ничего не сказал, так как не знал, что сказать в подтверждение своих слов. Судя по слухам, у Конана был развит талант государственного деятеля, или, по меньшей мере, он умел разгадывать намерения иных правителей. Что совершенно естественно — любой капитан наемников, который хотел остаться в живых, после того как выполнил свою работу, должен был обладать этим качеством.
— Вполне возможно, что за всеми этими разговорами о демонах скрываются туранцы? — настаивал Конан.
— Но люди исчезают, это уж точно, — ответил Хезаль. — Те, кто отчаянно сопротивляется демонам, умирают от человеческого оружия. Разбойники, по крайней мере, люди, хотя никто не может сказать, какому народу или расе они принадлежат.
— Они могут быть любого народа или любой расы, насколько я знаю наемников, и, судя по всему, соглашаются выполнять самую грязную работу, — сказал Конан. — Однако это не важно. Вопрос, который я задам, прозвучит так: почему это интересует тебя?
— Потому что поместье моих родителей расположено у подножия гор, — сказал Хезаль. — Это — наследство моей матери, хотя теперь оно не такое уж и большое после того, как моя сестра забрала половину в приданое. Но все крестьяне в тех землях мои подданные.
Конан снова фыркнул:
— Судя по тому, как ты говоришь, я сомневаюсь, что у тебя есть какие-то земли.
— Я могу поведать тебе, Конан, о своих печалях в другом месте и в другое время. Сейчас я лишь скажу то, что у меня едва не отобрали мои земли, и это повернуло умы людей против Ездигерда. Меня с моим отрядом Зеленых плащей отослали подальше, а в это время королевские агенты подкупили моих слуг, чтобы те отсылали доходы с поместья в Аграпур, а не мне… Все сделано было слишком тонко, чтобы кто-то смог это заметить.
Конан пробормотал что-то так тихо, чтобы не мог расслышать ни один шпион. Как Хезалю показалось, киммериец высказал пожелание, чтобы мужское достоинство Ездигерда отвалилось в самый неподходящий момент. Потом северянин пожал плечами:
— Я не сомневаюсь в твоей верности своим подданным. Ты всегда был таким. Но что скажет король? Разве не велел он тебе выполнять свой долг? А ведь кто-нибудь может нашептать ему на ухо, что ты собираешься поднять своих людей, устроив восстание.
— С годами ты становишься прозорливым, Конан.
— Так или иначе, у меня-то одна голова, и мне хотелось бы, чтобы она сидела на моих плечах, а не на пике туранского стражника. А там она непременно окажется, если Ездигерд решит, что тут против него что-то затевается.
Хезаль глубоко вздохнул. У него на кончике языка давно вертелся вопрос о смелости киммерийца. Но задавать такой вопрос было бы глупо, опасно и не нужно.
— Если правитель Турана узнает об этом до того, как мы закончим свои дела, возможно, все так и случится. Если же мы узнаем секрет Долины Туманов достаточно быстро…
— Пусть оплатой мне послужит безопасный проход через туранские земли.
— Значит, ты поедешь с нами?
— Сделаю все, что смогу. Хотя никогда я еще не сражался с армией демонов… Помни это.
— Не так уж и много демонов… Людей больше… Но где все они скрываются?..
— Все ясно, — прервал Конан Хезаля. — Однако я не могу отвечать за своих людей. Они не клялись следовать за мной в битву против демонов. Если они решат уехать, пусть им дадут фору дня в четыре.
Хезалю не нужно было спрашивать, что случится, если он откажется. Но он выдержал многозначительную паузу хотя бы ради тех своих людей, которым пустили кровь афгулы.
— Если они поедут с тобой, я верну… один мешочек… который забрал у тебя.
— Договорились.
Хезаль едва заметно улыбнулся. Похоже, ему удалось убедить киммерийца.
Конан выпрямился так резко, что Хезаль инстинктивно подался назад. И поступил он совершенно правильно. Киммериец развел в стороны могучие руки. Цепь со щелчком лопнула возле одного из стальных браслетов, а следующим быстрым кошачьим движением северянин хлестнул цепью по земле рядом с тем местом, где только что сидел Хезаль.
Рука Хезаля метнулась к рукояти кинжала, но он вовремя опомнился.
— Думаю, ты поставил точку в нашем договоре, — сказал туранец, когда голос вернулся к нему. — Хорошо, я не буду настаивать относительно афгулов. Только одно условие: я приведу к тебе твоих людей, но прошу подождать ночи.
— Я уверен, что никто не попытается измыслить ничего плохого относительно двух пленных афгулов, — сказал Конан. — Так что поступай как хочешь. А пока принеси мне немного нормальной пищи.
— Тебе дали лучшее, что есть в лагере.
— Что? Разве у тебя нет отдельных припасов, и ты не пируешь в своей палатке?
— Нет.
— Думаю, я верю тебе, друг мой… Тогда пусть пищи будет больше… И пусть лучший лекарь осмотрит раны моих спутников, если он еще их не осмотрел.
— Он уже сделал для них все, что мог, но может заглянуть к ним снова.
— Посмотрим, что он сумеет сделать, — сказал киммериец.
Его тон был таким, что у Хезаля возникло абсурдное желание поклониться Конану согласно этикету, как кланяются правителю или предводителю орды. Вместо этого туранец встал и вышел, не поклонившись, но и не поворачиваясь к киммерийцу спиной.
Глава 6
После того как Конан принес клятву временной присяги, самым большим желанием Хезаля стало как можно быстрее отправиться на поиски Долины Туманов. Туранец был бы рад отправиться в путь тем же вечером вместе с сотней лучших Зеленых плащей.
Он даже готов был заложить свое маленькое поместье, чтобы заплатить какому- нибудь хорошему колдуну, который сумел бы превратить плащи его воинов в крылья, чтобы они смогли полететь над Кезанкийскими горами. Тогда они смогли бы опередить слухи о начавшихся поисках и преподнести сюрприз демонам и их слугам-людям, смогли бы осадить логовище демонов раньше, чем известие о том, что Хезаль заключил мир с Конаном, достигнет Аграпура.
Однако Хезаль во многом думал точно так же, как Конан, — слова «друг» и «колдун» никогда не звучали у него вместе. Оба воина не сомневались, что любой маг, который ведет себя дружелюбно и заключает с вами сделку, попробует как можно скорее забрать свое золото и сбежать в какое-нибудь иное место необъятной Хайбории.
В любом случае отсутствие спутника-волшебника во время путешествия на север было первой и единственной из неудач Хезаля. То, что нужно было подождать, пока два спутника Конана оправятся настолько, чтобы ехать на север, Хезаль расценивал как мелкую неприятность.
— Ты сомневаешься, что твои люди будут в безопасности среди Зеленых плащей в Оазисе Девственницы? — спросил Хезаль, смехом маскируя свое раздражение.
Конан печально покачал головой:
— Я сомневаюсь не в твоем слове и не в том, что твои люди станут выполнять твои приказы, когда тебя нет поблизости… Ты будешь бродить по отрогам Кезанкийских гор, а большая часть твоих людей останется здесь. Если что-нибудь случится с афгулами, то это можно будет назвать «кровной враждой».
Хезаль согласился. Ни он, ни любой другой туранец не любили афгулов, но и не считали их врагами королевства. Иранистанцы — другое дело… А афгулы относились к иранистанцам еще хуже, чем к туранцам. Многие афгулы не раз проливали кровь врагов Турана.
Еще важнее было то, что признательность в придворных кругах могла обернуться враждебностью опытных офицеров во время войны. Хезаль же совершил поступок еще худшие — подвергнул опасности своих людей и свел на нет их победу. Нож мог ударить из темноты по приказу обиженных, которые должны были бы охранять Хезаля от Ездигерда, и тогда его жизнь оборвалась бы очень быстро и очень глупо.
— Будем надеяться, что твои друзья такие стойкие, как о них говорят. Они пригодятся. Ведь любой из моих врагов может устроить на нас засаду, прихватив с собой целую армию, и поджидать на каком-нибудь из караванных маршрутов из-за того, что какой-то шпион расскажет какую- нибудь историю в каком-нибудь дворце.
— Хезаль, я люблю дворцы и интриги не больше тебя. Я тоже надеюсь, что мои афгулы быстро выздоровеют.
К облегчению Хезаля, афгулы стали вставать на следующий день, а сидеть в седле смогли через два дня. Сначала ежи двигались тяжело, но на третий день уже готовы были сражаться с кем угодно.
Мальчик грум, такой юный, что у него на губах еще не обсохло материнское молоко, заинтересовался кинжалом Фарада. Он потянулся, чтобы прикоснуться к нему… и оказался лежащим на спине в нескольких шагах от афгула. Одним ударом воин выбил ему несколько зубов.
— Парень может считать, что ему повезло, — все, что по этому поводу услышал Хезаль от Конана. — А ты можешь считать своего старшего грума дураком. Ведь он не предупредил своих людей о том, что без разрешения нельзя трогать оружие другого человека.
— Но мальчик же не хотел его украсть.
Конан пожал плечами, потом стал рыться в карманах. Иранистанская серебряная монета появилась на свет. Киммериец высоко подбросил ее, потом поймал одной рукой и с хлопком положил на ладонь другой руки.
— Вот. Дуракам, чтобы утешиться, нужен маковый сироп.
— Быть может, я придержу у себя твои драгоценности, Конан. Они могут понадобиться, чтобы заставить молчать обиженных и увечных, если такие случаи повторятся.
— Как пожелаешь, мой друг. Я поговорю с
