Фарадом и Сорбимом, а ты поговори со своими людьми.
— Я-то поговорю, но пусть Митра сделает так, чтобы они послушали меня.
— Стой! Кто просит соизволения войти?
Капитан Махбарас проснулся, но тело его еще отказывалось повиноваться. Часовой, который кричал, был одним из новых рекрутов из осевших кочевников. И, как любой из осевших, был склонен вести долгие разговоры. Очевидно, этот необученный воин мог тянуть резину сколько пожелает.
Ответил часовому женский голос, при звуках которого капитан окончательно пробудился. Махбарас не разобрал слов ответа, да этого и не требовалось. Единственными женщинами в округе, которые рискнули бы ходить по долине ночью, были девы Тумана, и скорее всего их появление несло с собой что-то ужасное или срочное, а может, и то и другое.
В противоположном углу хижины одеяла взлетели и закрутились, словно вода на мельничном колесе. Круглое лицо, заросшее черной бородой, появилось из-под одеял — словно выдра вынырнула на поверхность.
— Женщины? — переспросил этот человек. Рот его казался тонкой щелью, слишком широкой по сравнению с пропорциями лица. Капитана всегда удивляло, почему у Эрмика язык не раздвоен, как у змеи.
— Девы.
— А… Не сомневаюсь, они ищут мужика, чтобы…
В этот момент капитан отбросил одеяло и встал с койки. В следующий момент он сделал два больших шага и встал над Эрмиком. Его рука легла на рукоять меча. Капитан уставился на стену хижины.
Махбарас знал, что если посмотрит вниз, то непременно обнажит меч и вонзит клинок в толстую шею Эрмика. Но, если этот мерзкий голос смолкнет навсегда, поднимутся вой и крики по всему Хаурану. И они не смолкнут до тех пор, пока Махбарас не умрет, а вместе с ним погибнут многие другие ни в чем не повинные люди. Капитан же поклялся своим людям в том, что выведет их отсюда точно так же, как привел сюда.
— Можешь думать и так, если хочешь, и рисковать телом и душой. Поверь, Повелительница Туманов может услышать твои мысли… Так что лучше держи рот на замке. Того, что нас не слышат девы, мало. Помни: ни ястреб, ни мышь, ни жук не должны слышать твоих слов!.. Ты понял?
Маленькие темные глаза Эрмика походили на свинячьи глазки, но они уставились на Махбараса немигающим взглядом, похожим на взгляд змеи.
— Ну? — повторил капитан.
— Я понял.
— Тогда попридержи язык и ложись спать.
— Я должен заглянуть…
— После того, как я уйду с девой.
Рот Эрмика снова открылся, но рука капитана сжала потемневшую от времени кожу рукояти меча. Даже всего лишь одно безнравственное слово, произнесенное в этой долине, могло привести к смерти… Быть может, Махбарасу удастся выкупить свою жизнь и жизнь своих людей, пообещав девам, что убьет Эрмика — шпиона Великого Совета, а сам не станет делать этого.
Девы… и их госпожа. Звучит достаточно грозно даже Для Совета.
В самом деле, так может и случиться.
— Постарайся поскорее вернуться, — пробормотал глупец из-под одеял.
— Я вернусь лишь тогда, когда девы отпустят меня. Но вернувшись, я, быть может, принесу тебе еще одну крупицу знаний.
— Ты надеешься, я что-то узнаю, если ты будешь по-прежнему бездействовать, а я слушать твои глупые советы?
Капитан игнорировал дерзкую реплику, так как его снова позвали.
— Капитан, дева требует, чтобы вы немедленно выходили…
Эрмик еще долго смотрел вслед капитану, который быстро выскользнул из хижины и растаял в темной ночи.
Конан сидел, скрестив ноги, на ковре в палатке афгулов, наблюдая, как вендийский хирург-раб перевязывает раны Фарада. Перед киммерийцем на отдельном коврике стоял кувшин с вином. Хирург преподнес киммерийцу его в виде маленькой взятки, и после первого же кубка Конан почувствовал умиротворение.
Раб раздел Фарада до пояса, содрал засохшую кровяную корку. Из раны стала сочиться кровь. Фарад напрягся, но раб лишь успокаивающе поклонился и что-то пробормотал про себя. Возможно, это было и не проклятие, но раб, как и большинство вендийцев, чувствовал свое превосходство над шальными афгулами. Столетия пограничных схваток, сотни сожженных деревень и ограбленных караванов воспитали в нем врожденную неприязнь.
Однако Конан понимал несколько вендийских диалектов, и, как только раб прошептал что-то нехорошее в адрес афгула, киммериец сделал ему замечание. И еще он прибавил, что если хирург не станет держать язык за зубами, то лишится и того и другого или ему просто зашьют губы. Немые всегда считались лучшими рабами, ведь немота улучшает манеры…
Раб тут же выказал смирение, пообещав хорошо вести себя в будущем.
Вендиец действовал не только быстро, но ловко. Он закончил накладывать свежие повязки на истерзанные ребра Фарада, когда у входа в палатку раздались чьи-то шаги. В палатку быстро вошел капитан Хезаль.
Ни его внезапное появление, ни выражение лица не сулили ничего хорошего. Одного взгляда капитана оказалось достаточно, чтобы раб-вендиец поспешно исчез, словно в штанах у него свили гнездо скорпионы. Хезаль остановился, внимательно глядя на Конана.
Киммериец даже не пытался догадаться, какие именно плохие новости принес капитан. Похоже, план Хезаля грозил рухнуть в полудюжине мест, прежде чем они увидят первые пики Кезанкийских гор. Северянин не очень хорошо знал туранские интриги или враждующих кочевников, чтобы понять, что происходит.
В конце концов, Конан решил, что может положиться на то, что Хезаль скажет ему все, что сможет рассказать нейуранцу.
— Мы обнаружили остальных твоих афгулов, — сказал Хезаль.
— Разумеется, — встрял Фарад.
Конан понадеялся, что Хезаль не расслышал ироничные нотки в голосе афгула.
— Или, скорее, они обнаружили тех, кто искал их, — продолжал Хезаль. — Афгулы устроили засаду еще более хитрую, чем я мог бы ожидать от таких искусных воинов.
— Лесть всегда приятна, — сказал Конан. — Но разборки с горцами отнимут много времени, которого и так мало, если верить твоим рассказам.
— Прости меня, Конан, я забыл, что ты никогда не был придворным.
— Тогда говори по делу, мой друг. А то я тоже стану придворным, иначе как я смогу слушать твою лесть.
Хезаль глубоко вздохнул:
— Бежавшие афгулы устроили засаду. Они заставили спешиться отряд Зеленых плащей, захватили в плен несколько моих воинов и держат их как заложников в пещере. Они угрожают изуродовать их и кастрировать, если Конана и остальных афгулов, оказавшихся в руках туранцев, не отпустят.
Фарад, как и боялся Конан, встретил эти слова хохотом, который был слышен по всему лагерю. Лицо Хезаля покраснело от ярости, и он поднял глаза, уставившись в потолок палатки, словно желая, чтобы небо обрушилось на афгулов, или на него самого, или на всех разом, чтобы спасти его от стыда.
Наконец и Фарад, и Хезаль взяли себя в руки, и в Наступившей тишине заговорил Конан:
— Раз так, мы должны поехать и показать, что мы живы и свободны, прежде чем афгулы сделают что-то с твоими людьми.
— Что если я не пущу тебя? — спросил Хезаль, внимательно глядя на Конана так, словно оценивал темперамент лошади, которую собирался купить. — Может быть, это — твой план побега. Местные дикари, без сомнения, много заплатят тебе за то, что ты расскажешь им о нашем лагере.
— Кочевники этих мест заплатят мне, перерезав глотки, а предварительно они под пытками узнают все, что захотят, если нам не повезет умереть в схватке с ними, — фыркнул Конан. — Ты лишь тратишь время и силы, пытаясь убедиться в том, что я не собираюсь предавать тебя, Хезаль. Однако я думаю, что ты все же хочешь сохранить жизнь своим людям.
— Могу лишь сказать, что места для евнухов у меня всегда найдутся, — пробормотал Хезаль. Он словно находился в трансе. Конан не уважал внутреннюю трусость в человеке, которая порой управляла Хезалем. — Значит, я должен предоставить тебе и твоим афгулам возможность сделать попытку освободиться, — продолжал капитан, словно придя в себя. — И я должен положиться на то, что ты вернешь мне моих людей целыми и готовыми к новым походам. С другой стороны, если ты нарушишь слово, то я загляну под каждый камень, переверну каждую песчинку в этой пустыне, но найду тебя.
Конан знал, что иногда человек не может справиться со своим темпераментом… Он не стал возражать Хезалю, а отправился собираться в дорогу.
Капитан Махбарас считал, что быстро узнает все новости, и ошибся. Он даже подумал о том, что, увещевая шпиона Совета, стоило бы говорить осторожнее. Но иначе Эрмик заподозрил бы, что ему врут, или сотворил бы какую-нибудь глупость до возвращения капитана.
Однако это была не единственная проблема, которую капитан не мог решить, не оскорбив смертельно Повелительницу Туманов.
Например, капитан не мог оскорблять шпиона. Итогом деятельности Эрмика должен был стать альянс с Повелительницей Туманов против Турана, что принесло бы выгоду Хаурану.
И, вполне возможно, капитан нуждался в шпионе даже больше, чем шпион в капитане. Капитан вспомнил, что точно так же, как сейчас, девы эскортировали его, когда он входил впервые в долину.
Эскортировали или конвоировали? Одна дева шла впереди, по одной по обе стороны, если позволяла ширина дорожки. Когда дорожка сужалась, те, кто шел по обе стороны от капитана, выходили вперед, присоединяясь к ведущей.
Не менее четырех дев шли позади капитана. Он дважды оборачивался, чтобы взглянуть на них, и каждый раз Предводительница дев награждала его взглядом, который заморозил бы мужское достоинство любого бога. Остальные девы только поглаживали
