посмотрел вниз с балюстрады второго этажа и увидел, как редковолосый неторопливо прикуривает сигарету.
Они прошли за человеком-жабой анфиладу светлых комнат, которые могли бы украсить каталог «Свенскт Тенн»[31]. Винтовая березовая лестница привела их в полутемный коридор, в конце которого угадывались массивные двойные двери.
Эберляйн достал два миниатюрных ключика, полученных им, очевидно, от редковолосого – момент передачи Дон не уловил, – открыл замок на наручниках и мягко помассировал Дону запястья. От него сильно пахло дорогим одеколоном.
– Надеюсь, вы понимаете, что опасаться вам нечего. – Дон опять обратил внимание на сильный немецкий акцент. – Мы просто хотим задать вам пару вопросов, вполне дружелюбно. Обмен информацией, если угодно. – Немец взял его за руку. – Сюда, пожалуйста.
За двойными дверями оказался сводчатый зал, где размещалась библиотека. Стены уставлены полками сверху донизу – бесконечные ряды черно– и красно-золотых корешков до самого пола, покрытого толстой ковровой тканью, поглощавшей все звуки. Они словно оказались в коконе. Под стеклянными светильниками в центре зала царил массивный дубовый стол. Эберляйн пригласил всех сесть.
Дон с размаху опустился на обитый зеленой кожей мягкий стул с позолоченными шляпками мебельных гвоздей – стул жалобно крякнул, – пристроил сумку на коленях и обхватил ее руками. Прислушался – за спиной кто-то, скорее всего человек-жаба, запер двери. Эва Странд заняла место рядом и тут же начала перебирать свои бумаги.
– Как я уже сказал, беседа наша неофициальна… – произнес Эберляйн.
Проходя мимо Дона, он слегка коснулся рукой его спины.
Кокон библиотеки сжимался вокруг все тесней. Эва под столом толкнула его ногой, чтобы он что-то возразил. Но Дон молчал, поэтому адвокат сказала за него:
– Мы не понимаем, о какой беседе может идти речь.
Эберляйн отодвинул стул напротив и сел, аккуратно подтянув брюки. Он сплел руки и положил их на стол. Из-за поляризованных очков на Дона глянули серо-желтые, глубоко посаженные глаза.
– Прежде всего, добро пожаловать на виллу Линдарне, в настоящее время являющуюся частью немецкого посольства.
– Значит ли это, что вы действуете по заданию посольства? – спросила Эва.
На лице Эберляйна промелькнула улыбка.
– Посол, если можно так выразиться, мой близкий друг, но сам я прибыл в Стокгольм сегодня утром, причем раньше никогда здесь не был. Очень красивый город… И я был бы очень благодарен… – Он глазами показал на карандаш в руке адвоката. – Я был бы очень благодарен, если бы наша беседа носила как можно менее формальный характер.
Эва Странд нахмурилась, соображая, потом пожала плечами и отложила карандаш.
– Я хочу задать вам несколько вопросов от имени нашего Фонда, – продолжил Эберляйн. – В Германии очень заинтересованы в выяснении деталей… этот интерес носит, я бы сказал, исторический характер.
– Немецкий фонд, пользующийся услугами шведской тайной полиции?
– Да, мы получили согласие на короткую дружескую беседу… я подчеркиваю: дружескую. – Эберляйн снова улыбнулся, на этот раз более принужденно. – Это как раз тот случай, когда от сотрудничества выиграют все.
– Мне трудно представить, чтобы прокурор в Фалуне был осведомлен о цели этой поездки.
– Могу вас уверить, мы действуем в рамках закона.
– Если это касается гибели Эрика Халла…
– Не только, – перебил ее Эберляйн, – не только его гибели. Меня интересует, что именно он нашел в шахте.
Во взгляде немца было что-то гипнотическое. Дон с трудом отвел глаза.
– Говорил ли он что-либо о каких-то предметах… или документах, найденных им в шахте? Кроме исчезнувшего креста?
– Эрик… – начала было Эва Странд, но ее опередила раздраженная реплика Дона:
– И что вам за радость… что вам за польза от этого?
Голос ему плохо подчинялся, и от этого он раздражался еще больше.
– Это очень длинная история, Дон Тительман…
Послышался кашель. Эберляйн покосился на человека-жабу. Тот сидел на высокой табуретке, опершись спиной на книжные полки.
– Слишком длинная…
Эберляйн словно ожидал ответной реплики, но Дон угрюмо молчал.
– Дело в том, что у нас есть веские причины полагать, что найденный Эриком Халлом крест принадлежит нам. Можно сказать так: все найденное в этой шахте, все без исключения… своего рода ключ к исторической тайне. Тайне, которую наш Фонд уже много лет пытается разгадать. Но вышло так, что Эрик Халл оставил нас, и вы, похоже, единственный, кто может нам помочь.
– Мне очень трудно понять, чем я могу быть вам полезен…
Раздраженное шипение человека-жабы за спиной.
– Я видел Эрика Халла всего один раз, – продолжил Дон хрипло. – И единственный предмет, про который мне что-то известно – это крест. Остальное я знаю только из газет.
– Жаль, что наша беседа начинается так… непродуктивно, – сказал Эберляйн.
– Вот как? Почему?
– Да… насколько я понимаю, вы говорите неправду…
Дон устроился поудобней на стуле и поправил пиджак.
– Начнем с начала. Если я не ошибаюсь, вы вели с Эриком долгие телефонные разговоры всю неделю до убийства. И, как мы слышали, в его компьютере есть записи о найденных им в шахте документах. Он же говорил вам об этом?
– Я не понимаю, о чем идет речь.
– Мы также знаем, что Эрик говорил о каком-то «сюрпризе», найденном им в шахте, – помимо креста. Что он имел в виду – документ или еще какой-то предмет, нам не известно.
– Другой предмет? Помимо креста? – голос адвоката.
– Мы приехали сюда только ради того, чтобы навести ясность в этом вопросе.
Дон оглянулся на человека-жабу. Тот сидел молча, уставившись в потолок.
– Говорил ли Эрик что-нибудь о предмете в форме звезды… или о заполярной области на север от Свальбарда[32]?
Дон покачал головой – у него было чувство, что его головой качает кто-то посторонний.
– И никаких документов?
– Я же сказал…
– О чем же вы говорили?
– Он звонил, как правило, поздно вечером… – Дон опять поерзал на стуле. – В основном просил приехать и посмотреть на крест.
– Пожалуйста, подумайте хорошенько, – сказал Эберляйн. – То, что не представляет никакого интереса для вас, для нас может оказаться решающим. Мельчайшая деталь…
Дон наконец придумал способ избавиться от пристального, гипнотизирующего взгляда немца – он стал внимательно рассматривать его шевелящиеся губы. Ярко-розовый рот на серой физиономии смотрелся странно.
– Я же уже сказал, – повторил он. – Он не говорил ни о чем, кроме креста.
Эберляйн щелкнул пальцами. Человек-жаба неуклюже слез с табуретки и враскачку подошел к столу. В руке у него была бумага, исписанная поблекшими синими чернилами.
– Вам это ни о чем не напоминает?
Это был тот же самый почерк, что и на открытке под подкладкой пиджака.
– Ни о чем, – сказал Дон и преувеличенно непринужденно пожал плечами.
Тут вмешалась Эва Странд:
– Я, как адвокат, должна знать, что здесь происходит. Совершенно ясно, что моему клиенту ничего не
