Они добрались домой настолько уставшими, что, не говоря ни слова, рухнули спать – у них не было сил даже кратко обсудить короткую записку, найденную в могиле Мальро.
Эва вынула записку из внутреннего кармана и прочитала еще раз.
Эва сунула записку назад в карман и обратила внимание, что у нее сильно дрожат руки.
Она натянула сапоги, взяла в руки плащ и бросила последний взгляд на тощую фигуру под одеялом. Дон спал как убитый.
Эва на цыпочках вышла из номера и тихо закрыла за собой дверь. Бронзовые перила шатались, поэтому она спустилась по крутой лестнице в вестибюль, держась за стенку: ее все еще покачивало. Кивнула администратору за стойкой и вышла на площадь.
Красный флаг на военном музее в Лакенхалле гордо реял в солнечном свете. Эва свернула на Бомгардстраат. Она продиралась сквозь выставленные на тротуаре стенды с одеждой и дешевыми копиями «ролекса» и высматривала местечко потише. На примыкающей улице ей бросился в глаза щит с затейливой надписью «Цветение вишни. Чайная». Ей понравилось, что окна чайной завешены кружевными шторами.
Звякнул колокольчик у двери, и молодая женщина за прилавком приветливо улыбнулась. Эва уселась за самый дальний столик и заказала вафли и чашку шоколада со сливками.
Сделав первый глоток шоколада с приятным ореховым привкусом, она достала из сумки мобильный телефон. Преодолевая чувство вины, набрала префикс для выхода за границу и девятизначный номер. Она знала его наизусть.
Долгие сигналы. Эва хотела уже нажать кнопку отбоя, как на другом конце ответил голос – голос человека, имевшего право знать все.
32. Мачта
Фатер плел свою паутину контактов десятилетиями, но сейчас, когда в ней возникла необходимость, ничего не получалось.
Мало того что полиция в далекой северной стране проявила вопиющую расхлябанность – немецкая служба безопасности тоже действовала на редкость вяло. Он никак не мог назвать это сотрудничеством. К тому же ему всегда казалось, что их бесконечные и постоянно меняющиеся аббревиатуры маскируют самую обычную некомпетентность. Когда люди не умеют работать, они придумывают названия: BfV, Федеральное управление защиты конституции, LfV, BND или почему бы не СС или гестапо…
Единственной по-настоящему профессиональной организацией было Министерство государственной безопасности в Восточной Германии. Штази. Штази была выше всяких похвал. Но Штази пошла на дно, и Фатеру стоило немало труда и денег уничтожить в их архивах следы сотрудничества с Фондом. Спасло то, что бывшие сотрудники Штази и советского КГБ наперебой торговали своими секретами.
Каким образом Федеральная служба безопасности, Bundtsnachrichendienst, могла прозевать телефонный звонок, так и осталось загадкой.
Почему? После бесконечных парламентских дебатов они наконец получили возможность вывести прослушку на приличный, не хуже, допустим, чем у тех же французов, уровень.
Но пользоваться этой возможностью они попросту не умели.
Как ему объяснили, в глобальном мире никакого значения не имеет, где именно поставлены ретрансляционные мачты. Не имеет и не имеет… но ему пришлось бесконечно долго торговаться с бюрократами в Центральном управлении внешней безопасности в Париже, пока они не выслали необходимую информацию. Как обычно, чиновники разговаривали нагло и высокомерно – как будто бы не он, а кто-то другой снабжал их все эти годы неоценимой информацией…
Но все хорошо, что хорошо кончается: цветная распечатка спутникового снимка с указанием координат лежала у него на столе. Красные черепичные крыши, серый крест кафедрального собора на большой площади под названием Гроте Маркт. Мачта, через которую прошел разговор, помечена странным сочетанием букв.
VOORUITGANGSTRAAT
Куда владелец телефона переместился в дальнейшем, придется выяснять на месте. Но это уже проще – Фонд может действовать на свой страх и риск, не оглядываясь на надутых государственных кретинов.
33. Визит
Эва вертелась на двуспальной гостиничной кровати – сон не шел. Часы на башне в Суконных рядах только что пробили полночь, а Гроте Маркт по случаю воскресенья давно уже опустела.
Она просидела в «Цветении вишни» несколько часов, согреваясь горячим бельгийским шоколадом. Вспоминала давние времена, юность… мечты о будущем, которым так и не суждено было осуществиться.
Наконец она заставила себя отвлечься от меланхолических раздумий и вернулась в гостиницу. Тительман исчез. Пиджак со звездой и запиской исчез вместе с ним, и никакого сообщения Дон не оставил – куда ушел и зачем. Эва спустилась в вестибюль, но дежурный администратор только пожала плечами – представления не имею.
Поначалу она не особенно беспокоилась. Решила, что Дон пошел купить себе одежду, – вчерашний костюм навечно пропитался запахом кладбища Сен Шарль де Потиз.
Но время шло и шло, уже наступила ночь, а Дона все не было. Она взвесила, не пойти ли поискать его в городе. Шанс есть, центр совсем невелик. Но быстро оставила эту мысль – решила отдохнуть. Утро вечера мудренее.
Однако заснуть не вышло – она так и не смогла избавиться от отвратительного чувства тревоги, охватившего ее еще в военном музее.
Эва пыталась заставить себя не думать о черно-белых кадрах кинохроники, о леденящих душу диорамах – окровавленные восковые фигуры с оторванными руками и ногами, задыхающиеся в зеленом облаке ядовитого газа…
И еще почему-то не выходил из головы стенд, демонстрирующий быстрое развитие военной техники в Первой мировой войне. Начиненные белым фосфором гранаты, схемы, поясняющие, каким образом горящий реактив проникает через кожу чуть не до скелета.
Она уставилась в потолок и вспомнила Тительмана. Представила его сутулую фигуру, как он бредет по переулкам Ипра… да от него так несет мертвечиной, что ни в один уважающий себя бутик его и на порог не пустят.
Она улыбнулась, сама не зная чему, и повернулась на бок.
Спать на спине она не могла. Эта боль между третьим и четвертым поясничными позвонками… она так и не прошла с годами.
Именно туда воткнули эту толстенную иглу. Она до сих пор помнит шприц с фиолетовой жидкостью, которую врачи ввели в спинномозговой канал. Шрам остался до сих пор, хотя ей было тогда только пятнадцать лет.
Ей сказали, что это для ее же пользы. Она сжала руку в кулак и положила на низ живота, где уже никогда не сможет зародиться жизнь.
Постепенно Эва начала успокаиваться. Она слышала, как капает вода в ванной, но вставать было лень. Она начала проваливаться в сон. Капли… теперь они падали со странным слабым стуком… очень необычный звук для капель.
Она открыла глаза. Полежала, прислушиваясь. Наверное, ей просто послышалось. Она пробурчала что- то нелестное в свой адрес, поправила подушку и улеглась поудобнее.
Нет, не послышалось. На этот раз сомнений не оставалось – кто-то постучал в дверь номера.
– Кто там? – спросила Эва и тут же пожалела – надо было молчать.
