Мы успели.
– Синьор Адам, а часто бывают здесь эти… разбойники?
Ниша была достаточно далеко, и брату Азинию приходилось повышать голос. Зато я мог говорить тихо, даже шептать – у бывшего регента оказался превосходный слух.
Наверняка, и нюх тоже. Иначе зачем ему ехать с нами?
– Разбойники тут бывают часто, – не без удовольствия начал я. – Прежде всего, это греческие корсары, которые режут турок. Затем турки и татары, которые режут греков. Ну и, наконец, черкасы-запорожцы[15]. Эти режут всех подряд.
В нише что-то зашевелилось. Присмотревшись, я с изумлением заметил, что брат Азиний резво наматывает на голову нечто, издалека напоминающее чалму. Наверно, он рассудил, что турки тут бывают чаще.
О чалме мы уже с ним говорили. И не только о чалме.
Брат Азиний был твердо убежден, что каждый сын Общества, ступив на чужую землю, обязан «перевоплотиться». Бог весть, где он этого наслышался! Отсюда – чалма. Если следовать его логике, на берегах Парагвая мы должны появляться исключительно голыми – и с бусами на шее.
– Отец Азиний, – воззвал я. – Вы не похожи на турка!
– Отнюдь! – бодро отозвалась ниша. – Советовал бы и вам мон… то есть, синьор Адам, последовать примеру, который подал нам всем Святой Ксаверий!
Я только вздохнул. О Крестителе Востока говорят всякое. Например, о его первой поездке в Киото. Наслушавшись таких, как брат Азиний, Святой переоделся в рубище. Новоявленному нищему пришлось возвращаться назад, не солоно хлебавши. В следующий раз Ксаверий побывал в Киото уже при сутане и кресте – на этот раз с большей пользой.
– А не ведомо ли вам, синьор Адам, где возлегают чудотворные мощи Святых епископов Херсонских? Ибо земля сия поистине процветает святостью.
Я вновь оглянулся. Серый камень руин, мокрая желтая трава, мертвые улитки на сыром щебне.
Епископы, ау!
– Еще в часы апостольские сослан был сюда Святой Климент, что принял муки за грехи наши, будучи утоплен в море у сих берегов. Умер он в мучениях, посрамив врага рода человеческого! Позже и Святой Мартин был заморен тут голодом, чем восхитил венец Небесный. Тогда же и Теодор, первый епископ здешний, муку мученическую принял…
– А это обязательно? – поинтересовался сьер Гарсиласио. – Без муки – никак?
Обычно они не спорят, но сейчас даже римского доктора, как видно, допекло.
– Мученики – яко окна в храмине! – авторитетно пояснил бывший регент. – Ибо чем более страдает человек, тем ближе он к Господу. Иная же святость не столь заметна, но также имеет место: в посте, в молитве, в столпничестве, в подаянии нищим, а в особенности в юродстве, чему примером Святой Франциск из Ассизи, который тоже посрамил диавола…
– Ерунда все это! – со смаком прокомментировал сьер де ла Риверо.
Я запахнул плащ и подошел поближе к стене, прячась от расшалившегося ветра. Посмотрел бы кто с стороны! У ворот мертвого города еретик спорит с мужеложцем о святости.
Хорошо!
– Это все ерунда! – повторил сьер Гарсиласио. – Святость – нечто совсем иное. И заслуги, отец Азиний, тут не важны. Хоть сто лет на столбе стой!
Я ждал ответной реакции, но ее не последовало. Вероятно, наш попик временно окаменел от такого святотатства.
– Разве вы не заметили, отец Азиний, что многие святые – настоящие, а не ваши постники со столпниками, молодость провели по уши в грехах? Так, что даже завидно? Им святость даже в страшном сне не снилась!
– Тем ценнее их подвиг… – нерешительно донеслось из каменных глубин, но сьер де ла Риверо лишь фыркнул.
– Подвиг! Подвиг – это сознательный поступок. А здесь было другое. В них словно что-то просыпалось – настолько сильное, что полностью меняло жизнь. Будто проявлялась какая-то… внутренняя личность, что ли?
Запахло дымом костра и одновременно – тухлыми мудростями мессера Кальвина о предопределении. Но вместе с тем… Взять того же Святого Игнатия! Полжизни – гуляка и вояка, а потом… Бог мой, а тот же Лютер? Жил себе горняк, руду ковырял, по праздникам ходил в ближайший кабачок… Правда, он-то как раз и не святой.
– Святость, отец Азиний, – это состояние, данное свыше. Святой способен творить чудеса, а это уже от Господа. Он – проводник, связующая нить между нами и Небом…
– Мон… Синьор Гуаира! – в отчаянии воззвала ниша. – Молю вас, вразумите сего вьюноша, ибо…
– Ибо – что? – жестко усмехнулся парень.
– Ибо, – подхватил я, – во всякой ученой драчке бьют прежде всего истину.
Я вновь осмотрелся. Белое пятно неспешно поднималось над неровным краем полуразрушенных стен. Пора бы и брату Манолису объявиться!
– Теория «проводника», иначе же «кеваля», сьер Гарсиласио – это каббалистика в чистом виде, а книгу «Зогар» вам читать еще рано. Молоко на губах не обсохло.
