Уже начал!
– …чтобы вы выполнили обещание и отправили меня обратно в Италию…
Я вновь представил, какой из него получился бы инквизитор. Странно, а ведь мы действительно в чем- то похожи!
– Кроме того, я требую, чтобы вы написали письмо в Трибунал о том, что я оказал содействие…
Я скосил взгляд на Ключик. А что, если и вправду? Повернуть назад, обойти Кичкасы, где нас уже заждались, свернуть южнее, там тоже переправа. Этого сопляка – на костер, шевалье выписать пожизненную индульгенцию…
– Что вам обещали, сьер Гарсиласио? Жизнь?
– Конечно! – разбитые губы возмущенно дрогнули. – Вы же знаете!
Я? Я-то знаю!..
– Это старое правило. Подследственному обещают жизнь, но про себя добавляют «вечную». Чтобы совесть потом не мучила.
В темных глазах что-то мелькнуло. Понял? Нет, пока еще только испугался.
– К тому же вы ничем мне не помогли. Даже на череп своего учителя не взглянули. Это раз. А теперь – два. Письмо могу написать. И ступайте себе на все четыре стороны! Далеко уйдете?
Я отодвинул книгу в сторону, подальше от солнца. Можно не спешить, подождать, пока сьер римский доктор начнет что-то соображать. Если сейчас он уйдет в степь, приговор будет выполнен быстро. Только «милосердно и без пролития крови» не получится.
– Выходит… Выходит, я и дальше буду вынужден терпеть ваше общество?
– Рассказать вам о Джордано Ноланце? – улыбнулся я. – Помнится, в прошлый раз мы беседовали о его мыслях по поводу политического равновесия в Европе…
Как я понял, идеи великого еретика ему не по душе. Может, сьер де ла Риверо ждал, что я ему поведаю о семидесяти семи способах вызывания Сатаны? Бруно увлекался и этим – в его возрасте.
Ладно…
Ключик, ключик… Почему я не знаю арабского? Сын башмачника ни разу не ошибся – и ни разу его предсказание не могло помочь. Неужели все повторилось? Значит, это и есть Тайна? Но это Тайна лишь для меня, в Риме все знали – и о киевской миссии, и о предательстве брата Паоло! Я ничего нового не открою, просто нарушу приказ!
– Эй, Адамка! Ты чего разлегся, хлоп? Открой глаза, к тебе обращаюсь!
Да, Рубенс был бы доволен! Аллегория Гнева в старых штанах и казацких постолах. Интересно, в гареме Ор-бека она так же командовала?
– То панна ясная пришла экзекутировать меня плетью?
Кажется, перебрал. В глазах уже не гнев – обида. Ужасно, когда кричишь, кричишь – а тебя никто не слушает!
– Ты… Как смеешь? Ты думаешь, если я… Если меня… Я – шляхтянка урожденная, что было со мной – не в позор, слышишь ты, хлоп!
Она не заплакала – такие не плачут и под камчой. Но я вдруг понял: у каждого – своя боль. Когда она бежала из Ор-капе, то думала только о свободе – о чем ином некогда было. Теперь же – о другом мысли. Кем она вернется в свой Гомель? Бывшей наложницей – опозоренной, сеченной? Церковное покаяние, темная накидка на голову до конца дней, может быть – монастырь…
– То чем могу помочь зацной панне?
– Я… Мне надо постираться! Я не умею стирать. Совсем не умею! То к кому мне обратиться? Пан Гарсиласио, хоть и хлоп, но человек письменный…
– То что за беда? – я встал, сообразив, что отдохнул на неделю вперед. – Я сам постираю для панны.
– Спасибо…
Что? Я, кажется, ослышался?
Ручей был рядом, маленький, но чистый. А мылом я запасся еще в Истанбуле. Мыло – лучшее, что есть у турок – если не считать артиллерии.
Перед принятием обетов, как и велит Устав, каждый будущий брат обязан неделю нищенствовать и питаться подаяниями. Мне не пришлось – сразу же отправили в Гуаиру. Я, помнится, даже обиделся…
Откуда у панны зацной столько вещей? А рубашку уже не отстираешь – кровь намертво въелась. Черт, хоть бы наш осел не напутал с мазями! Ведь до мяса разорвали!
Вода плещется, мыло пенится…
Зря! Все это – зря! Я ничего нового не открою, никого не спасу, даже не накажу злодеев. Надо добраться до Черкас, а лучше до Чигирина, отправить всех в разные стороны, а самому – назад! И черную книгу смотреть нечего, пусть себе скучает Ключик!
– Ma foi! Гуаира, чем вы заняты?
– Догадайтесь, шевалье!
Коломбина не станет ради меня ехать в Киев. А если и поедет – что за беда! Зачем нам встречаться? Разве что за гитару спасибо сказать!
– Я понял, друг мой! Поистине, это поступок истинного рыцаря – не погнушаться… Н-да, не погнушаться
