Та-а!
– Вперед! – крикнул Дон Саладо, кинжал-страдиот из-за пояса выхватывая. – Вперед!
Ударил ветер в паруса, зашумел, стяг с Именем Иисусовым развернул.
– Все будет хорошо, Игнасио, – тихо-тихо проговорила Инесса.
…Не своим голосом словно – Ее голосом, Той, что меня не оставить обещала. Или снова чудится мне?
Улыбнулся я, на лобастую поглядел. Ничего, Начо, ничего, Белый Идальго! И хуже умирают!
А черная галера все ближе, ветер флаг королевский колышет, а у борта шлемы блещут, острия пик сверкают. Да только не понадобятся им пики. Вон, бомбарды наводят, фитилями дымят…
Посмотрел я Смерти прямо в рожу, в черные жерла-глаза…
…И словно иные глаза увидел. Глядел мне в лицо Тень Ночная – фра Томазо Торквемада, кривил белые губы.
Не уйдешь, Гевара!
И другие глаза – совиные, круглые. Качал головой дон Хуан де Фонсека, о своем лучшем шпионе сожалея.
Не, уйдешь, Начо!
И адским пламенем горел взгляд его сиятельства Федерико де Кордова. Горел-смеялся хохотом бесовским. Или ты от С-силы Букв уйти думал, Игнас-сио?
Не уйдешь, не спас-сешься! И других не с-спас-сешь! Ты – Ола! Вс-сесожжение, горелые кос-сти на углях, кровь на алтаре…
Ола! Ола! Ола!
Не уйдешь, Начо. Не уйдешь!!!
– Отчего же идем мы столь медленно, сеньоры? – вопросил Дон Саладо. – Что мешает нам? Что не пускает?
– О, та-а! – подхватил шкипер. – Идем мы медленно, потому как велик груз. Очень велик есть! Та-а!
Хоть и не до того мне было, а все же удивился. Какой еще груз? И куда идти быстрее? Под ядра?
А сам прямо смотрю – на «Санта-Клару», на смерть мою. Уже прицелились канониры – ждут. Чтобы наверняка, чтобы сразу – в щепки, в кровавые клочья!
…ОЛА!!!
– Но что это за груз такой? – недоуменно покрутил головою рыцарь. – Не вижу я…
– А я вижу, сеньоры! – внезапно проговорила Инесса Новерадо. – Наши грехи! Они вниз тянут. А потому пред ликом Господа и Девы Пресвятой каюсь – грешна. И да простится мне!
– Грешен я, Господи! – подхватил Дон Саладо, руку вверх поднимая. – Прости меня, недостойного!
– Грешен! – проревел ван дер Грааф. – Грешен я, майне Гот, майне либер Гот! Прости меня, та-а!
– Грешен! Грешен! Грешен! Грешен! – прокатилось по кораблю.
А у меня губы льдом подернуло. Как сказать? Всех прочих я грешнее, и не семь узлов на платке шелковом тому виной, а я сам, крови чужой не боявшийся, трусивший, предававший…
И ненавидевший! Ненавидевший, смерти другим желавший. Врагам, убийцам, людоедам – но желавший. Мне тоже нужна была Ола – кровь на алтаре, плоть на красных углях…
Не желай смерти, Начо!
НЕ ВОЗЖЕЛАЙ ОЛЫ!
Сжала рука Инессы мои пальцы – и словно отпустило что-то.
– Грешен я, Господи, – прошептал. – Прости, если сможешь…
И ударили бомбарды – прямо в лицо, прямо в глаза!
– Отчего же так море далеко, Дон Саладо?
– Оттого, что летим мы, Начо. Ибо сброшен груз, свободны мы отныне от грехов, и пустил Господь нас в небо Свое!
– Но ведь мы живы?
Улыбается рыцарь, улыбается Инесса, смеется ван дер Грааф, старый волк морской, весело скалятся матросы. Конечно, живы, а как же иначе?
Потер я лицо, за волосы свои белые дернул. Никак и вправду – жив?
Поглядел я на Инессу – усмехнулась мне лобастая. Вперед посмотрел…
– А что там вдали, сеньоры? Никак земля?
Переглянулись идальго со шкипером, переглянулись, кивнули.
– Это она, Терра Граале, Начо! – молвил Алонсо Торибио-и-Ампуэро-и-Кихада. – Земля Чаши Святой. Взгляни внимательнее, увидишь!
Протер я глаза, всмотрелся…
