Аббатская, там мастера всякие обитают, молотками стучат.
– Эй, красивый, кинь мараведи, все как есть скажу, что было, чего будет…
Ну конечно! Юбка до земли, пестрые ленты по плечам. Цыганка!
Отвечать не стал, разглядывать ее – тоже. Только кошель рукой прихватил – для верности. Всякий народ тут топчется. Приезжие в основном, потому как мост в Триану рядом, и пристань с лодками – рядом…
На лодке я сюда и приплыл, потому как через Триану или, допустим, через Хересские ворота пробираться мне никак не хотелось. А от пристани, через ворота Трианские, хоть мавританское войско проводи, ежели днем, конечно. Стража там стоит, но больше для виду, потому что всякие приезжие валом валят. А денежки с них не тут берут, а прямо на рынке. И еще хотелось на Севилью полюбоваться. Давно ее, красавицу, летом не видел. В последние годы я тут только зимую, а зимой – не тот замес, вид не тот. То ли дело сейчас! Подплываешь – и крест сверкающий над Хиральдой видишь. Чуть ближе – Башня Золотая показалась, потом кресты над монастырями – слева Кувас и Святой Клементий, справа – Мария Пещерная, что за рекой. Смотришь – вспоминаешь.
…Есть чего! Вот например, Кувас и Святой Клементий. Рядом монастыри, но Кувас – для святых сестер, а Клементий, напротив, для братьев. Еще сопляком слышал я, что между ними ход подземный имеется. С двух сторон братья-сестры копали, а монахини из Клементия все одно больше вырыли.
Ну, это, положим, байки. Да зачем ход, если в сад, где сестры гуляют, через стену перемахнуть можно? Была там сестра Агата, молоденькая совсем, ее отец-зверюга насильно в монастырь отдал…
Да-а!..
Тряхнул я башкой, дабы мысли всякие не слишком мешали, и вновь оглядываться стал. Оглядываться – и прислушиваться. Ведь я чего первым делом на Барабан этот завернул? Само собой, новости узнать. Но только новости все какие-то старые. Ее Высочество из Барселоны отбыли, к нам в Севилью скоро пожалуют, под Гранадой вроде как перемирие, а сельдь подорожала – вместе с солью. Когда ж такое было, чтобы летом сельдь дорожала?
Ну, про сельдь и про все прочее я и так слыхал. Ясное дело, день не ярмарочный, вот и новости не свежие.
…Что за притча? Вроде как цыганка эта, в юбке пестрой, опять рядом? Оглянулся – нету. За кошелек – есть кошелек. Никак померещилось?
А тут и колокол церковный ударил, не иначе у того самого Святого Клементия. Поглядел я на солнышко – уходит солнышко, уже за Хиральду спряталось. Вроде как пора мне…
– Жители славного города Севильи! Жители славного города Севильи!..
Ну, вот и новости. Глашатай – и даже, кажется, знакомый. Нет тот ли, что в Касалье глотку драл?
– Слушайте и не говорите, что не слышали! Слушайте, жители славного города Севильи!..
Отчего же не послушать? Обернулись, носы вперед выставили, уши распушили. А глашатай орет- старается:
– Его светлость дон Агустино Перен, королевский ассистент[46] города Севильи, до ведома вашего доводит. С сего дня награда за голову вора и разбойника Игнасио Гевара, именуемого также Бланко, повышена до пяти эскудо. А приметы оного Гевары такие будут: волосом бел, ростом ни высок, ни мал, плечи широкие…
Вот тебе, пикаро, и Хуанов день! Втянул я башку свою белую в плечи широкие – да прочь пошел, пока добрые севильянцы на глашатая смотрят, а не по сторонам. Хорошо, что на мне шляпа да плащ до пят.
– …А разыскивается оный Гевара за воровство морское да за измену преступную государыне нашей Изабелле…
Только тогда и оглянулся, когда площадь позади осталась. Стоят жители славного города Севильи, на глашатая-петуха уставились, а сами, небось, эскудо уже подсчитывают.
И кто же, скажите на милость, мне так удружил? Воровство морское – петля верная, а измена если – колесование, не иначе.
Узнал новости, называется! И ведь самое обидное, нельзя из города ноги сделать. Во-первых, вечер потому что, ворота запирают. А во-вторых, дела. Ради дел этих проклятых я сюда и пожаловал.
…И вроде снова цыганка – из-за угла выглядывает. Тьфу, притча! Чего это я волнуюсь, цыгане с цыганками здесь на каждом шагу. И не до них мне теперь.
Но – ничего. Главное, места знать надо. Вот сейчас с Аббатской улицы на Сапожную перейдем, Байонскую сзади оставим, а там уже и улица Головы Короля Педро. Мои места, королевство пикаро. Там «оного Гевару» ловить никто не станет, особенно с темнотой.
…Сколько я по этим улицам набегался! С ребятами Мата Кривого я тогда ошивался, там меня Бланко и прозвали. А чуть дальше, у монастыря Святой Паулины, где Квартал Герцога начинается, падре Рикардо жил.
К его дому я так ни разу за эти годы и не подошел. Страшно как-то! Все кажется, увижу дверь полуоткрытую (никогда падре Рикардо дверей не запирал), или даже его самого на скамеечке у входа. Часто он вечерами там посиживал. И я рядом с ним…
До «Мавра» я как раз с темнотой добрался. Лучше не придумаешь – улицы опустели, добрые горожане ставни заперли. Поглядишь – словно крепость: заборы да стены с бойницами. Старые тут места, еще мавританские. И дома от них остались. С улицы поглядишь – стена да полтора окна (а то и вообще окон нет). А внутри – садик цветущий, патио с фонтаном и прочие всякие радости.
Умели жить, сарацины проклятые!
А в «Мавре» сейчас самая жизнь начинается – ночная. Да мне вся ночь и ни к чему. Мне бы до колокола досидеть – того, что с вечерни народ распускает. В «Мавре» же с этим, как есть, хорошо. Сразу с трех сторон слышно – от Святой Паулины, от Квартала Герцога (это сзади) и, конечно, от Хиральды Великанши. Там такой колокол, грянет – земля задрожит!
