всех, до кого дотянемся. Нашли, кому жаловаться!
– С одноногого начнешь, одноглазый? – вздохнула я. – Все-таки не бежал толстяк, не спрятался, не струсил – город охраняет. Пять коров не в счет, конечно. Только не для тех, у кого корова последняя. А что чувствует обесчещенная девица, я тебе, Аякс, когда-нибудь расскажу – если очень захочешь.
Снова лай за окном. И снова гонятся. На этот раз – курица за собакой. Курица рябая, черные перья на крыльях, гребешок бурый, встопорщенный…
– Это же римляне, Папия! Римляне!
– Римляне, – согласилась я. – А мы власть. Понимаешь, Аякс? Мы теперь – власть. Мы должны или перебить этих стариков – или их защищать. Ты прав, дураки они, им бы в лесах прятаться, а не легата спартаковского звать. А может, и не такие дураки. Подсчитай, сколько раз тут власть менялась! Сначала Рим, потом италики, затем снова Рим, Сулла, Марий, вновь Сулла. Но жить-то надо! Знаешь, я поняла, зачем Спартак нас сюда направил. Представь, что это – и есть Италия.
Подошла к столу, положила ладонь на гору табличек.
– Наша Италия, Аякс. Мы ее освободили, а что дальше? Уничтожим Рим, но всех римлян на крестах не развесишь. Они останутся – и будут требовать порядка, требовать защиты. Слышал, что нам эдил говорил? Если коров забираешь для войска – расписку давай, если рабов освобождаешь – издавай эдикт…
– Насчет девицы – тоже эдикт издавать? – хмыкнул одноглазый. – Какой эдикт, Папия? Те рабы, что к нам бегут, и так свободны. И мы с тобой свободны.
– А остальные?
Мы все ждали, что Спартак и Крикс объявят рабов свободными. Всех – или хотя бы тех, кто родом из Италии. Не объявили. Крикс хотел сделать это после восстановления нашего государства – не успел. Спартак… Как-то я спросила его об этом. «Свободу не дарят, ее завоевывают», – ответил вождь. Тогда мне его ответ даже понравился, теперь же… Не знаю. Завоевывают – ясно, но как быть с женщинами, с детьми, с теми, кто в цепях, кто за решеткой эргастула?
«Правда, что Спартак обещает освободить всех рабов?» – спросил когда-то Прим.
Ганник однажды сказал, что мы не спешим освобождать рабов, дабы не ссориться с нашими друзьями в Риме, чтобы было о чем торговаться с Серторием. Он зол и несправедлив, Гай Ганник, но сейчас я все чаще вспоминаю его слова.
– Узнал, госпожа Папия, чего же не узнать-то? Рупес-город это, Скалистый, значит. А те, что за перевалом, дразнятся, Рюпесом его величают.
– Грубияном?! Не может быть! Рупес-Рюпес, Скалистый Грубиян, город, где даже про Ганнибала ничего не знали? Выходит, мы с тобой в самом Рюпесе порядок наводили! Что же получается, Аякс? Про Ганнибала они не знали, про Рим не слыхали. А теперь и к ним война добралась. Выходит, даже здесь не отсидишься?
«Государство Италия. Год консульство Крикса.
В добрый час!
Эдикт Аякса Палуса Терция, легата Спартака.
Известно стало, что добрые граждане города Рупеса нуждаются в защите и охране. А посему повелеваю курульному эдилу Квинкцию Вару Херее набрать должное количество стражников из числа вышепоименованных добрых граждан и обеспечить неуклонное соблюдения порядка и законности в городе и его округе.
Ему же повелеваю в двухдневный срок собрать взносы со всех состоятельных граждан и выдать потерпевшим компенсацию за потерянное имущество.
Владельцам бежавших рабов объявить, что претензии будут приниматься только по окончании войны в установленном законом порядке.
Девицу Корнелию успокоить и выдать замуж в тот же срок, обеспечив приданным из суммы упомянутого взноса.
За невыполнение данного эдикта виновные будут наказаны по всей строгости закона».
«Всем спартаковцам.
Оставляем письмо в городе – на крайний случай. Парни! Не трогайте этих старых дураков! Они не вредные.
– А притча такая, моя обезьянка. Даже не притча – история из давних времен. Случилось так, что невзлюбил Мой Отец некий город за грехи обитателей его и сказал: вопль о них велик, и грех их тяжел весьма. Сойду и посмотрю, точно ли они поступают так, каков вопль на них, восходящий ко Мне, узнаю. Узнав же, что правда, поступлю по Закону. Сошел Он и посмотрел, и увидел, что все сказанное – правда. Проведав же, что справедлив вопль о грехах города, пролил Он на этот город дождем серу и огонь с неба, и ниспроверг город, и всю окрестность его, и всех жителей городов его, и все произрастания земли.
– Как же так, Учитель? – поразилась я. – Целый город? Женщин, стариков, детей – даже не родившихся? И это Закон? Пусть они хоть трижды грешники, нельзя же так! Сказал Ты как-то, что среди людей не может быть много праведников, что бремя Закона порой неподъемно…
– Угу! – хмыкнул Он. – Ты заговорила прямо как Мой брат, Папия Муцила. Женщины, дети… А если бы этот город назывался Рим?
Иногда начинаешь верить в Судьбу. В ту самую, которой греки боятся, о которой трагедии скучные пишут. И в самом деле! Самой глухой дорогой поехали, в объезд, только чтобы с римскими заставами лишний раз не сталкиваться. Лес, песок желтый под ногами, за день хорошо если одну повозку встретишь…
Мы спешили в Рим. Казин позади, впереди Латинская дорога, мы уже в самом Лациуме, осталось совсем немного. Только бы не задержали, не стали бы расспрашивать, кто да откуда, да по надобности какой.
И вот, пожалуйста!
– Турма-а-а! Ряды ровне-е-е, с шага-а-а не сбиваться, бодро, весело, хорошо-о-о-о!
Конница римская – лоб в лоб. Мы даже растеряться не успели.
– Стоять, не двигаться! А ну, слазь с коней!
Приехали!
Не то чтобы я слишком боялась, но мало ли? Задержат, с собой поволокут – впредь до выяснения. У моего Аякса вид такой, что только выяснять и выяснять. Хорошо еще, что гладис от пояса успел отцепить.
– Кто такие? Расспросить. Да! К конскому хвосту привязать. Да! Нет! Если не станут говорить – тогда привязать. Да!..
Это старшой, видать, в турме этой главный. Шутит. И знакомо шутит! Всмотрелось. Боги!.. Да что у него с лицом?
– Феликс! Феликс Помпеян! На меня гляди, декурион ты конный!..
– Папия?!
– Феликс, Феликс!..
Вцепилась я ему в плечи, в плащ пыльный, носом в пыль уткнулась. Надо же, себя не пойму! Враг, предатель, Италии нашей изменник, зачем мне друзья такие?
– Лицо, Феликс! Я тебя едва узнала, едва узнала!..
Было лицо у парня – нет лица. Шрам рваный поперек, хорошо хоть глаза уцелели. И еще один шрам – на шее.
– Да! Обезображен в бою. Героически! Нет. Не очень! Убегали от Спартака. Совершали военный маневр. Успешно. Не догнали. Да!
Погладила я его по тому, что лицом было. Ничего, мой Феликс, ничего, живой все-таки!
– Ты, еще красивее, стала, Папия. Да! Пыль! Отряхнуть! Сильно запылилась. Не годится. Сейчас!
Скользнула его ладонь по моим волосам. Раз, еще раз.
– Это седина, Феликс, – улыбнулась. – Если хочешь, в следующий раз подкрашу. Специально для тебя.
Поглядели еще раз друг на друга. Вздохнули.
– Надо ехать. Да, – мотнул головой конный декурион. – Спешим! Нет! Очень спешим. Да! Да! Совершаем военный маневр в составе войск консула Лентула. Да! Вчера получил письмо от Гая Фламиния. Да! Плывет
