Вновь вспомнился мой друг Ливингстон с его мечтаниями. Вот он, приход европейской цивилизации в глубины Африки!
Местного вождя удалось увидеть лишь мельком. Он немолод, толст, одет по-арабски. Ехал рундо на коне, тоже 'арабе'.
За авангардом с вождем во главе, шла, точнее бежала, громадная толпа простонародья – голые, без перьев и без дубинок. Судя по количеству народа, Талачеу – весьма крупное селение.
Все описанное было лишь началом. После того, как мы проследовали на главную площадь, точнее, на огромный выгон посреди селения, нас вновь окружила толпа. Забили барабаны – и начался многочасовый танец. Мужчины, почти обнаженные, зато покрытые разноцветной раскраской, образовали круг, держа в руках дубины и небольшие топорики. Каждый из них громко кричал, вернее, орал во всю свою негрскую глотку. После очередного крика, все одновременно, с завидной синхронностью, поднимали одну ногу и сильно топали два раза, пуская в небо облака пыли и оставляя на земле глубокие следы. Их руки и головы при этом тоже двигались, причем способом, описать который весьма затруднительно. Топнув и покричав, они проделывали затем это же, но иной ногой, после чего били барабаны – и все повторялось опять и опять. Танцевали мужчины всех возрастов – от почти мальчишек до седовласых старцев, топавших и оравших с не меньшим жаром. Надо ли говорить, что очень быстро все вокруг заволокло пылью, по телам же танцоров густо потек пот. Я засек время на своем хронометре: от первого удара ноги в землю до последнего прошло три часа и двадцать одна минута.
Шум, производивший все это время, был поистине ужасен. Особенно страдал Куджур. Бедный ослик прял ушами и жалобно поглядывал на нас, словно надеясь на помощь. А вот Чипри поступил, словно истинный философ. Поглядев вокруг и убедившись в отсутствии опасности, он зевнул во всю пасть и… Естественно, уснул прямо у моих ног, пробудившись точно с последним ударом босых пяток в пыль.
Доктор Ливингстон, стажировавшийся в знаменитой клинике для душевнобольных в Бедламе, рассказывал, что танцы в таких заведениях весьма поощряются, ибо способствуют разряжению крайнего возбуждения мозга. Остается представить, как выглядят со стороны столь привычные для нас, европейцев, военные парады и придворные балы. Мбомо, невозмутимо наблюдавший за происходящим, заметил: здесь подобное почитается очень красивым (!!!). После добавил, что встреча свидетельствует о тесной дружбе между гостями и хозяевами, копья же и топоры в руках танцующих – о заключенном военном союзе. Этот нехитрый дипломатический язык понятен и без перевода.
После танца, когда пыль улеглась, началась церемония взаимного вручения даров. Ее я наблюдал со стороны, радуясь, что мои 'дипломатические интересы' взялся представлять сам мистер Зубейр. В противном случае, запасы коленкора и всего прочего сократились бы не менее чем наполовину. Дарили многое и разное, среди прочего Рахама преподнес вождю десяток новых португальских мушкетов.
История с вручением подарков имела несколько странный финал. Как я понял, дары вручались не только от самого мистера Зубейра, но и от лица его 'друзей'. В их число попал и я, поскольку был одарен ответно: несколько голых негров принесли три корзины с лепешками и всякой прочей снедью – а заодно привели некое юное создание, закутанное в покрывало. Мбомо без особых церемоний приоткрыл краешек ткани. На нас взглянули испуганные черные глазки, и послышалось нечто среднее между 'ой!' и 'ай!'. Осознав, что произошло, я хотел немедленно отпустить девочку (ей никак не больше двенадцати лет), но был остановлен моим другом. Мбомо прехладнокровно заметил, что идти 'подарку' некуда. Она рабыня, скорее всего из селения, сожженного и дотла разграбленного теми же мачака, что недавно плясали перед нами. Кроме того, если отвергнуть дар, рундо оскорбится.
Я махнул рукой и предоставил Мбомо самому разбираться со всей этой историей.
В подобных хлопотах прошел весь день. Даймоны, вероятно, тоже оказались весьма заняты, так как никто из них меня не посетил. Признаться, сие весьма огорчило. Привык, что поделаешь!
Между прочим, из слов духа Евгении, я понял, что со временем все обстоит еще более странно, чем казалось вначале. Судя по моим записям, Даймон впервые посетил меня 27 июля, то есть менее трех недель назад. Евгения же утверждает, будто ее отец 'установил связь' со мной два месяца тому. Итак, мое время и время Даймонов неодинаково. Они умудряются попадать ко мне, так сказать, последовательно, редко пропуская более одного дня (как, например, сегодня). В их же мире между 'сеансами связи' (ну и выражение!) разрывы куда более значительны.
Евгения очень просила 'не выдавать' ее при грядущей беседе с Даймоном-отцом.
Мой Даймон очень строг.
Дорожка 8. 'SeaofLove'. Исполняет Том Вейтс(Tom Waits). (4`06).
– А неплохо, – констатировал Профессор, слегка прищурившись.
– Неплохо, – охотно согласился Алеша. – Очень даже.
Щуриться не стал – все равно под очками незаметно. Тем более, важна не форма – содержание. Но и форма порой значит немало. Милицейская, скажем. Вон их сколько, четверть площади запрудили! А площадь немаленькая, чуть ли не вторая в Европе. В двадцатые заложили, как главную площадь суверенной социалистической Украины. Слева Госпром – Дом Государственной промышленности, с вышкой телевизионной…
…Телецентр, возле которого ногами бьют.
Сзади, чуть левее – родной университет, желтая громадина. Впереди сквер, за ним – академия военная, чуть правее – памятник с толпой милиции вокруг.
И подъемный кран. Только что подъехал.
– Суета сует, – подумав, молвил Профессор, – сама по себе, конечно, есть всяческая суета. Но в агитационном отношении очень даже полезна. Да-с!
Вновь не стал Алеша спорить. Соглашаться, впрочем, тоже. Дело ясное: кран с милицией, любопытных, считай, несколько сот, телевидение со всех каналов. Смотрят же все в одну точку, на памятник. Точнее, на флаг, что к левой руке истукана привязан.
Монумент хотели еще в 91-м на цветной лом пустить. Обошлось – привыкли за долгие годы, кроме того, и при демократии истукан пригодиться может. Скажем, флаг. Тысячи их сейчас по городу, всех движений, всех партий, никто не глядит, внимания не обращает. А к этому толпы валят с самого утра. Еще бы! На монумент взобраться, полотнище втащить, к бронзовой руке присобачить. То ли тоже без крана не
