голове, отскочило и со звоном покатилось по асфальту. Я нагнулся и поднял золотой царский червонец, совершенно новехонький, словно только что отчеканенный.
– Папаша, таймер на ходу? - послышался сзади скрипучий бас.
Я вскрикнул и обернулся, машинально пряча монету за спину.
Обладатель противного баса был одет в “вареные” джинсы, яркий, морковного цвета, свитер. На носу - темные цейсовские очки. Но поразило меня другое: типчик был начисто лишен подбородка и бровей. Я понял: передо мной инопланетянин. Оттуда, с Большого Колеса!
– Я… э-э… вы оттуда? - пролепетал я. - Прилетели?… Может, я что-то… не того?…
– Ты, часом, не сбрендил, папаша? - пробасил инопланетянин и, махнув рукой, шагнул на мостовую.
– Осторожно! - крикнул я, но было поздно: огромный КАМАЗ налетел на инопланетянина и сшиб его. Я зажмурился и…
Когда я открыл глаза, все было так, будто ничего и не произошло. Ни КАМАЗа, ни инопланетянина, ни даже цейсовских очков. Прохожие как ни в чем не бывало торопились по своим делам, тетя Клава беседовала с очередным клиентом об исчезновении сахара и предстоящем визите Рейгана.
“Показалось… Почудилось”, - успокаивал я себя, садясь в подошедший автобус.
– Николай Николаевич! - крикнула мне вдогонку тетя Клава. - Прессу забыли!
Но дверь закрылась, я стоял на задней площадке “Икаруса”, словно загипнотизированный: ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Что же это было? Что же это было? Ответа я не находил.
На работу я опоздал. Евграф Юрьевич, заведующий лабораторией и мой непосредственный начальник, высокий, тучный, лет пятидесяти, со строгим голосом, обширной лысиной, в больших очках на крупном носу, покачал головой и демонстративно посмотрел на часы. Я виновато развел руками и произнес дежурное:
– Транспорт!
Завлаб кивнул.
– Здрасьте! - возвестил я для всех, плюхнулся на скрипучий стул и приступил к выполнению своих непосредственных обязанностей.
Однако безбровый инопланетянин в морковном свитере никак не выходил у меня из головы. “Сшибла его машина или нет? - думал я. - Если да, то почему не осталось никаких следов, почему никто ничего не заметил? А если нет… Если он не попал под этот чертов КАМАЗ, то был ли он вообще? Дьявольщина! Опять, что ли, мистификация? И еще этот червонец…”
Я достал монету. Золотой тысяча девятьсот двенадцатого года сиял на моей ладони так, что в его реальности нельзя было усомниться. “Значит, был инопланетянин, - решил я. - Значит, сшибло его. Или не сшибло?…” Голова моя шла кругом.
– Что это вы там разглядываете, Николай Николаевич? - раздался над самым моим ухом любопытный голос Тамары Андреевны, дамы вполне определенной наружности и совершенно неопределенного возраста. Относительно ее возраста существовал ряд гипотез, но сорок ей уже было, а восемьдесят - еще нет, это точно. Работала она старшим экономистом.
– Ну-ка, покажите, покажите!
“Сейчас, разбежалась!” - со злостью подумал я и спрятал червонец в карман.
– Ай-ай-ай! Нехорошо, Николай Николаевич! Я же видела, у вас новый юбилейный рубль с Горьким. Ну покажите! Пожалуйста…
Отворилась дверь, и в лабораторию ввалился запыхавшийся Завмагов, здоровенный детина на исходе четвертого десятка, сотрудник соседнего отдела и к тому же страстный футбольный болельщик.
– Здорово, старик! Не занят? Пойдем отравимся.
– Прежде следовало бы поздороваться с дамой, - обиженно поджав губы, произнесла Тамара Андреевна и гордо вскинула голову.
Изобразив на круглом лице удивление только что разбуженного человека, Завмагов сказал:
– А, черт… Извините, сударыня, не заметил. Тут такое случилось…
– Что, что случилось? - встрепенулась Тамара Андреевна. Глаза ее так и вспыхнули от любопытства.
– Пойдем, - буркнул я, вставая. И мы вышли в коридор.
– Что стряслось?
– Как что? Ты ничего не знаешь? - удивился Завмагов. - Наши голландцам продули! Два-ноль!
– Тьфу! - Я плюнул от досады. - Сапожники! Чуть-чуть до золота не дотянули. Впрочем, этого и следовало ожидать. Удивительно, как вообще в финал вышли,
– Во-во!… А все равно обидно!
“Ну-ка, посмотрим о чем ты думаешь?” - решил я из озорства и сосредоточился, попыхивая сигаретой.
По части оригинальных мыслей в голове у Завмагова оказалось слабовато. Обычная констатация фактов. Завмагов аккуратно складировал их в своей феноменальной памяти. В ней накрепко застревало все, что он видел, слышал, обонял и осязал. Такие функции мозга, как анализ информации, принятие решений, у Завмагова отсутствовали. В этой круглой голове хранился всяческий информационный хлам: обрывки каких- то историй, анекдоты, слухи… Лишь одна область знаний перерабатывалась полностью - привилегией пользовался футбол и все вокруг него. Завмагов помнил поименно всех игроков наших и зарубежных команд, включая запасных, помнил, кто, с кем, когда, с каким счетом сыграл, помнил всех призеров всех чемпионатов, наконец знал биографии всех выдающихся игроков. Выходит, не зря Завмагов слыл в институте ходячим справочником по футболу, и недаром сотрудники института, такие же страстные поклонники футбола, в разрешении футбольных споров считали его мнение истиной в последней инстанции! В разговорах о любимом виде спорта Завмагов блистал умом и снискал себе славу не только эрудита, но и предсказателя. Он выдавал безукоризненные прогнозы о том, кто сколько кому настучит, кому достанется золото, кому - серебро. А его крупные выигрыши в “Спортпрогнозе”! Набралась кругленькая сумма, которую он вложил в новенькую “восьмерку”.
Обо мне, как выяснилось, Завмагов не думал ни хорошо, ни плохо. Никак. Он вообще ни о ком ничего не думал. Фиксировал факт встречи с тем или иным человеком - и все, баста, на этом мозг Завмагова заканчивал свою работу.
Говорить с ним можно было только о футболе. И ни о чем другом. Садясь на своего любимого конька, он раскрывал перед вами таланты то великолепного рассказчика, то внимательного слушателя, то глубокого аналитика, но стоило ему сбиться с футбольной тематики, и он превращался в туповатого субъекта, напоминающего рыбину на горячем песке.
– А все-таки были у наших моменты, старик! Протасов трижды такую возможность упустил! Эх!… Хотя, спору нет, голландцы сильнее. И все же могли наши, могли ведь!…
Весть о проигрыше расстроила меня. Тупо глядя на покрытую шапкой “бычков” урну, я молчал. Молчал бы я и дальше, если бы Завмагов не переменил тему.
– Ты, старик, кажется, рыбачишь по выходным? Или я тебя с кем-то путаю?
– Ну, рыбачу, - нехотя ответил я.
– А где, если не секрет?
– Секрет, - буркнул я. - Грибники и рыбаки своих тайн не выдают. А почему ты спрашиваешь?
Завмагов заговорщически подмигнул, огляделся и, перейдя на шепот, зачастил:
– Старик, я тут краем уха такое слышал! Будто в районе то ли Истринского, то ли Клязьминского водохранилища летающую тарелку засекли. Думал, может, ты что-нибудь знаешь…
– Когда засекли?
– Да вот как раз в выходные. А ты что, видел?
– Ничего я не видел, - отрезал я и отвернулся к окну. - Я двое суток на Истринском просидел. Ни тарелок, ни блюдец, ничего такого не было.
– Значит, Клязьминское! - подытожил Завмагов. - Ну ладно, извини, пойду вкалывать. С начальством шутки плохи. Пока!
Я вернулся на рабочее место.
– Николай Николаевич, подойдите, пожалуйста, - подозвал меня Евграф Юрьевич. - Вот тут у меня отчет, тот самый. Возьмите и откорректируйте третий раздел, это как раз по вашей части. Пришли новые данные из Главка, учтите их. Будьте добры, сделайте до вечера.
