уже в Мюнстере трупы валяются на улицах. Мы несколько дней прятались в лесу, но поняли, что деревья и кусты не могут быть надежной защитой от черной смерти. У нас есть продовольствие и оружие. Мы просим поселить наших жен и детей за стенами, а мужчины останутся на дорогах, чтобы не пропустить больных и остановить наплыв бегущих.
— Как тебя зовут? — с раздражением в голосе спросил Гудо. Этот человек говорил верные слова. И можно было не сомневаться в том, что его рука не дрогнет, чтобы остановить тех, кто шел вслед за ним на спасительную землю Витинбурга. Но что-то настораживало в нем палача.
— Я — Альберт, первый из купцов города Мюнстера. Меня вчера назначили в старшины этого обоза.
— Так значит, это ты выбрал Витинбург для спасения от чумы? — Гудо нахмурился.
— Я, — честно признался купец. — Я часто бываю в разных городах. В Мюнстере и в некоторых других городах я присутствовал на казнях и наказаниях, в которых ты проявил свое мастерство. Многие знают господина в синих одеждах из Витинбурга. И если у города такой палач, значит, в нем мудрый бюргермейстер. Такой город сможет противостоять многим бедам. Я так и сказал тем людям, что стоят за моей спиной.
— Сколько у вас мужчин?
Альберт нагловато усмехнулся и гордо произнес:
— Около ста. И все вооружены. Они выполнят любой мой приказ.
— Хорошо, оставайтесь на месте, — велел палач и, махнув рукой Патрику, направился к бюргермейстеру и тем, кто был рядом с ним.
Еще издали Венцель Марцел спросил палача:
— Они принесли чуму?
Гудо молча подошел к бюргермейстеру и, глядя себе под ноги, ответил:
— Не знаю. Там сотня вооруженных мужчин, в отчаянии готовых на все. Старший у них Альберт, купец из Мюнстера. Кажется, он имеет на этих людей большое влияние.
— И что они хотят? — бледнея, спросил бюргермейстер.
— Они хотят, чтобы вы впустили под защиту города женщин и детей. А мужчины готовы встать карантином на границах Витинбурга и никого больше не впустить.
— О, слава Господу! Все, как я говорил. — Отец Марцио перекрестился. — Пусть сегодня же строят на границах виселицы и вздергивают всех строптивых. Чем больше виселиц, тем лучше. А почему прекратили звонить в колокола?
— Так вы, святой отец, предлагаете впустить этот сброд в город? А как на это посмотрят бюргеры? Вы думаете, они с радостью распахнут свои двери и впустят незнакомых людей? — Венцель Марцел посмотрел на судью.
Перкель согласно кивнул и добавил:
— А если уже завтра к нам сбежится вся округа? Все селяне, которые проживают на наших землях?
— И их на карантинный дозор, — уверенно произнес отец Марцио.
— И дать каждому оружие! — крикнул в отчаянии Венцель Марцел.
— Если селян убедить, что они под нашей защитой, вряд ли они станут покидать дома и бежать под стены города, — разумно заметил судья.
— Вот и отправляйся сегодня же к ним. Они послушают судью.
— А может, они еще и не знают о черной смерти, — пролепетал побледневший Перкель.
— Вот еще! — разозлился Венцель Марцел. — Об этом уже знают все птицы и звери в лесу. Что же делать? Что делать? Говорите!
— Я все сказал еще вчера, — насупившись, напомнил священник.
— Что ж, если городу нужно, я готов отправиться в путь, — неожиданно смело заявил судья Перкель.
Венцель Марцел с удивлением посмотрел на городского судью и немного успокоился.
— А ты что скажешь, палач?
Гудо, не поднимая головы, долго молчал. Потом он тяжело вздохнул и произнес:
— Если ничего не сделать, то уже завтра здесь будут многие тысячи. Надеюсь, мы сможем уговорить их несколько дней пожить в повозках здесь, на поляне. А большинство мужчин все же отправить на организацию карантинов…
— Вот-вот… И пусть сразу же строят виселицы, — вставил отец Марцио.
— …Одиноких беженцев и неорганизованные толпы можно легко остановить. Если у них не найдется такой же Альберт. Но на поляну нужно пропускать только тех, на ком нет признаков болезни. Людей нужно осмотреть.
— И кто же их осмотрит? Проклятый мальчишка Хорст заперся в своем доме и слышать ничего не желает, — печально произнес бюргермейстер.
— Я осмотрю, — с натугой выдавил палач. — Мне известны признаки этой болезни.
Судья Перкель неожиданно рассмеялся.
— Чтобы они позволили осмотреть себя палачу! Бред какой-то. А еще их жены, сестры. Дети, наконец.
Палач промолчал.
— А может, выдать палача за лекаря? — тихо предложил судья Перкель.
— Нет. Им известно, кто я, — отозвался Гудо.
— Вот задача, — вздохнув, пробормотал бюргермейстер. — И что теперь делать?
— Я поговорю с этим Альбертом, — после паузы предложил отец Марцио. — Слово Церкви — важное слово. Особенно в такие трагические дни. К тому же этот осмотр и им полезен, если они хотят жить.
— Он долго не соглашался, но мне удалось убедить его. Главное, что Альберт поверил в то, что я не только отпущу невольный грех, но и сниму проклятие, если даже палач прикоснется к кому-либо из них…
— А вы, святой отец, можете снять и проклятие? — спросил Венцель Марцел, вытирая лицо. Его большой платок уже давно был пропитан потом так, что хоть выжимай.
Отец Марцио с высоты своего роста надменно посмотрел на бюргермейстера и с гордостью ответил:
— На это меня благословил сам Папа Климент. К тому же отцы святой инквизиции дали подробные инструкции.
— А кто не пожелает пройти осмотр? — поинтересовался судья Перкель.
— Альберт должен своими силами изгнать непослушных. Такие нам не нужны. Ведь все это мы делаем только для них самих. Этот купчишка меня правильно понял и согласился всю неделю провести в поле. И, конечно, организовать карантины. Вот только виселицы они строить не умеют.
— Ничего. Город заплатит цеху столяров. Они покажут и научат, — уверенно произнес Венцель Марцел. — А мне сейчас нужно вернуться в город. Предстоит тяжелый разговор с советом и лучшими людьми Витинбурга. О Господи, помоги нашему городу пережить эти ужасные времена. Палач, не подведи. В твоих руках жизнь двух тысяч жителей города. Вернее, в твоем знании и понимании. Город отблагодарит тебя, когда это все закончится. Только бы все хорошо закончилось. Стража останется. Для порядка и присмотра. И пусть не ленятся, сразу же начинают ставить этот загон для осмотра. Доски возьмут на лесопильне.
— Это долго, — сказал Гудо. — Просто нужно вкопать несколько столбов и обтянуть их полотном.
— Да, да. Все равно никто его назад не возьмет. Придется покупать. Конопляный холст подойдет. И, Гудо, отправляйся сразу на северный карантин. А ты, Патрик, на южный. И чтобы ни одна мышь не проскочила. Ни одна птица не пролетела. А то головы поснимаю…
Венцель Марцел посмотрел на палача и покраснел. Насчет голов что-то не то сказал. Но не извиняться же. Затем он махнул рукой и поплелся в город, на стенах которого уже давно стояла едва ли не половина Витинбурга.
Ближе к полудню к назначенному месту в поле двинулись первые повозки. Впереди них шел мрачный
