Его душа, разорвавшись на тысячи мелких кусочков, летела над землей, из которой была взята, призвана в эту жизнь, став плотью, вместе с прахом, в который она – эта родная ему земля, затерянная во времени и пространстве – теперь была превращена войной.
Алексей все так же что-то шептал, нагнувшись к земле, и плакал – беззвучно, но безутешно и горько….
Слушая эти слова посреди зловещей тишины, царившей над погребенным поселком, Марта почувствовала, что сейчас закричит от охватившего ее отчаяния и горя. Не заплачет, а именно закричит, воздев руки к небу, где живет Тот, Кто, по ее мнению, не должен был допустить этой трагедии. Если Бог есть, почему Он глух и слеп к слезам Своих людей? Ей захотелось кричать, выть к небу, чтобы ее вопли услышали и взглянули на эту исстрадавшуюся, израненную, изувеченную землю.
Она со злобой швырнула зажатые в ладони стреляные гильзы и опустилась на колени перед Алексеем. Она понимала, чувствовала, что нет слов, способных утолить, утешить его боль и страдания. Марта плакала вместе с ним, ощущая себя такой же распятой на этой земле, такой же изуродованной гусеницами грохотавших здесь танков, такой же уничтоженной, раздавленной, кровоточащей, как и душа Алексея. Как и сама эта земля…
Кто-то сзади тронул ее за плечо. От неожиданности Марта вздрогнула и… проснулась.
Несколько минут она лежала, не шевелясь, снова не веря, что все только что виденное и пережитое ею было сном. Ей по-прежнему хотелось плакать, рыдать, склонившись вместе со своим другом к чужой, незнакомой ей земле, обезображенной войной.
Наконец, она встала и тихонько, на цыпочках, подошла к спящему Алексею. Было далеко за полночь. Отблеск фонарей в парке смешивался с тихим светом луны, падая через задернутые шторы на пол и стены. Чуть отодвинув их, Марта стала смотреть в окно, наслаждаясь ночной тишиной, спокойствием, умиротворением, понемногу успокаиваясь сама от пережитого потрясения.
– Почему ты не спишь? – вдруг услышала она тихий голос Алексея.
Ничего не ответив, Марта подошла к нему и присела на краешек постели.
– Почему ты не спишь? – повторил он, взяв ее за руку.
И только сейчас Марта заметила блеск на его щеках. Алексей плакал…
Снова не говоря ни слова, Марта легла рядом, прижавшись к нему.
– Почему ты дрожишь? – все так же тихо спросил он, обняв ее за плечи. – Тебе холодно?
Марта прижалась к Алексею еще ближе.
– Мне страшно.., – прошептала она.
– Ты боишься темноты? – Марта почувствовала, как Алексей улыбнулся, прижимая ее к себе. – А ведь уже не маленькая.
– Я боюсь… войны…
– Какой войны? – Алексей снова улыбнулся. – Тебе опять что-то приснилось?
– Нет, – прошептала Марта, – я видела войну… Там… Откуда ты… Как страшно!..
Алексей хотел сказать еще что-то, чтобы успокоить Марту, но та повернулась к нему и провела своей ладонью по его мокрым щекам.
– Обещаю, что утром побреюсь, – он хотел отшутиться, чтобы не говорить о том, что так волновало Марту. Но та все гладила и гладила его по щекам, шепча одно–единственное слово:
– Альйоша…
Алексей чувствовал биение ее сердца – учащенное, как при только что пережитом страхе.
Постепенно она начала успокаиваться. А потом, обняв Алексея, тихо уснула.
Когда они проснулись, Марта отдала Алексею всю силу своей нежности и женской ласки, чувствуя, что больше ничем не сможет прикоснуться к его оголенной страданиями