Enter писал новую тему и думал: «Разве по закону можно разлучать детей с родаками?! Это ж в рабовладельческий строй! И феодальный! И это… крепостное право! А сейчас нет закона, чтоб разлучать!».
И костерил всеми плохими словами, что знал, Люцию Куртовну Душкову, век бы её не видать никогда! Ну, Вовка Дракин! Встречу – замочу!
Enter со злорадством вспомнил, что Вовка Дракин тоже здесь, и он тоже получил по полной программе. Недаром же он такой белый ходил. Как зомби обалделый. Несладко ему пришлось в ожидаемом раю. Рай адом обернулся.
Так тебе и надо, Вовка Дракин.
И вдруг ошеломляюще прозвенел звонок. Enter так и подскочил. Ребята встали, спихали учебники и тетради в рюкзаки. Непривычно смирные, тихие.
Теперь и Enter к ним присоединился, такой смирный, тихий. Затравленный. Напуганный тем, что с ним вчера произошло, а ещё больше – тем, что произойдёт. Ведь раньше будущее было понятное, расписанное чуть ли не по минутам. А теперь… Теперь одно известно: что после уроков Enterу надо зайти за учебниками и канцелярией.
Следующий предмет – история. Второй – русский язык. Третий – литература. Четвёртый – физика. Пятый – биология. И везде Enterа вызывали к доске, спрашивали и говорили, как средне он учился в своей 68-й школе, и как мешает его успеваемости компьютерная зависимость.
После уроков, идя на склад за воспитателем Феликсом Ивановичем Хмелюком, Enter мрачно размышлял о том, как всем неожиданно замешала его страсть к виртуальной жизни. У всех, за между прочим, свои увлечения! И не всегда безобидные. Однако именно Enterу досталось так жестоко.
В подвале яркие лампы. По обе стороны коридора – двери. Все закрыты. Вместо табличек белые кругляшки с номерами. Феликс Иванович остановился у третьей двери по правую руку с цифрой 005 и постучал.
Выждал, открыл.
Enter зашёл за ним следом. Просторная комната разделена надвое: стойка, стол, стул. За ними стеллажи и полки без стёкол, заставленные книгами и коробками.
За столом сидел мужчина лет около шестидесяти в очках синей оправы и читал цветастую газету, катая во рту круглый леденец.
– Здравствуй, Михайло Натаныч, – сказал Феликс Иванович.
– И тебе здоровствуй, птица воскресающая, – ответил нараспев кладовщик, не поднимая глаз от газеты. – Новенького, что ль, привёл?
– Новенького.
– Пришла разнарядка, пришла.
Михайло Натанович Галайда аккуратно сложил газету, убрал на угол стола. В книге учёта медлительно исписал несколько строк, дал Денису вместе с ручкой, ткнул пальцем:
– Здесь вот распишись, голуба.
Денис расписался. Галайда проверил, правильно ли, закрыл книгу и отправился к стеллажам с магазинной тележкой. Он клал в неё книги, тетради, линейки, карандаши, ручку, циркуль, точилку, ластики и другие мелочи.
Тележку разгрузил в чёрный пакет и поставил всю канцелярию на стойку. Посмотрел поверх очков в глаза Дениса, что-то нашёл в них, похоже, потому что подмигнул и скупо, но ласково улыбнулся.
– Держись, парень, – сказал он. – Сперва всегда трудно.
Горло у Дениса перехватило, и он зажмурился, чтобы не пустить на щёки слёзы. Но беспардонная солёная вода просочилась сквозь веки, и Денис опять предстал плаксой.
Феликс Иванович легонько развернул мальчика и подтолкнул его к выходу.
– Ничего, сам сюда напросился, – проворчал он беззлобно.
