болезни сменщика просидевшему лишнюю зиму на этом далеком острове. Капитан ничего не сказал, увидев, что матросы подняли на борт Дика, громадного пса из породы полярных лаек. А когда зимовщики поднялись на пароход проводить Петра Даниловича и рассказали, что Дик спас ему жизнь, старый моряк проникся таким уважением к этому псу, что в свободные от вахты часы не раз спускался в каюту Севрина, чтобы еще раз взглянуть на Дика.
Дик не понимал, что с ним происходит, но не метался по каюте, а покорно лежал на полу, полуприкрыв глаза. Хозяин с ним, и этого достаточно.
Пароход шел долго, заходил по дороге в разные порты, но Петр Данилович почти не покидал каюту. Он лежал на койке и думал, почему от жены не пришло ни одного письма. Конечно, она могла ничего не писать, потому что ждала, что муж вот-вот приедет. Но могли быть и другие причины. Она жила в Ленинграде, родилась там и выросла и вполне могла за трехлетнее отсутствие Петра Даниловича найти себе утешителя. Но скоро все разъяснится.
Порт Нагаево, куда прибыл пароход, оглушил Дика. Он поджал хвост, прижался к ногам хозяина. Севрину пришлось почти волоком тянуть собаку за собой. Город Магадан был расположен несколько поодаль от портовых сооружений, что прилепились у подножия горы, нависшей над бухтой. С противоположной стороны темнели сопки полуострова Старицкого, а около них — поселок Марчекан.
Дик никогда в своей жизни не видел так много таких высоких домов, не видел сверкающих лаком автомобилей, проносившихся на большой скорости, не видел такого множества людей. Ноздри ощущали столько всевозможных запахов разом, что Дик расчихался. Он шел рядом с хозяином, но все слабее чуял его запах, плотнее прижимался к ногам Севрнна, мешая идти.
В Магадане Петр Данилович рассчитывал задержаться всего на день, чтобы выполнить необходимые формальности в местном управлении Гидрометеослужбы.
Петр Данилович понимал, что в гостинице Дика не разрешат держать, поэтому, сдав вещи в камеру хранения на автовокзале в самом центре города, пошел искать нужное учреждение. Оно оказалось совсем недалеко. К вечеру Петр Данилович успел все сделать.
Вечером они с Диком зашли в городской парк и переночевали там: Петр Данилович, сидя на скамейке, поплотнее завернувшись в плащ, а Дик, улегшись у его ног. Хотя была середина августа — лучшая пора года в этом далеком городе, деревья и трава стояли зеленые, ночная прохлада пробирала Петра Даниловича до костей. Он несколько раз вставал, начинал ходить по аллеям, вызывая подозрение у патрульных милиционеров. Они сначала внимательно оглядывали его, а затем потребовали предъявить документы. Это развеселило Петра Даниловича, он невольно стал думать о другом: чувствует ли Марина, что он уже находится на одной с ней параллели, на шестидесятой, ленинградской, и через какие-нибудь сутки, пролетев над всей страной с востока на запад, окажется рядом? Эти мысли словно согрели его, а, возможно, к утру потеплело. Легкий туман, скрывавший телевизионную вышку посередине площади рядом с парком, рассеялся, и вскоре из-за дальних сопок выкатилось веселое солнце. Петр Данилович вдруг обнаружил рядом симпатичный подберезовик, который, наверное, только-только вылез на белый свет, вырос, пока он стоял тут и раздумывал.
Севрин достал из кармана плаща две воблы, дал Дику, тот позавтракал, запил водой из лужи, и они пошли в кассу Аэрофлота за билетом. Петр Данилович рассчитывал улететь не сегодня так завтра, но из-за Дика пришлось в Магадане задержаться.
Если бы Петр Данилович знал, сколько встретит непонимания, сколько унижения вынесет, он, возможно, оставил бы своего четвероногого друга на острове, как это ни больно было бы ему самому, как ни трудно было бы Дику забыть его. Ведь он решил увезти Дика потому, что видел, как пес к нему привязался, знал, как тяжело переносят разлуку верные своим хозяевам собаки.
Но теперь было поздно изменить что-либо, жизнь Дика целиком зависела от Петра Даниловича, а совершать подлость — оставить собаку где-нибудь за углом Севрин не мог. И хотя он спешил в Ленинград к жене и дочке, вынужден был задержаться в Магадане, чтобы сделать прививки Дику, получить необходимые справки. Живя на своем далеком острове, Петр Данилович оторвался от реальной жизни, забыл, что в ней все определяется документами. А на Дика никаких документов не было.
И, чтобы задобрить привязанных к своим инструкциям людей, чтобы снять на время угол для себя и собаки, Петр Данилович вынужден был рассказывать чужим людям, как Дик спас ему жизнь, смело бросившись на белого медведя, а затем позвал на помощь зимовщиков. Раны у Дика давно заросли, скрылись под густой шерстью, но, если пощупать левый бок и грудь, можно обнаружить жесткие рубцы. Эти рассказы действовали.
Прививки Дику в ветлечебнице сделали, несмотря на то что он не был «прописан» в Магадане, угол на время удалось снять неподалеку от ветлечебницы в частном домике — ими был застроен берег бухты Нагаева. Поселок Нагаево поднимался по склону и сливался с многоэтажными домами Магадана. Хозяин оказался страстным охотником и все просил Севрина продать собаку, но Петр Данилович и помыслить не мог расстаться с Диком.
Петр Данилович и Дик целыми днями гуляли, уходили в сопки, подступавшие к городу, бродили в зарослях кедрача и лиственницы, искали грибы, которых уродилось видимо-невидимо. По вечерам приходилось выслушивать хозяина, который часто был «на взводе», искал если не собутыльника, то хотя бы внимательного слушателя.
И вот день отъезда настал.
Дик спокойно поднялся по трапу в самолет, и они с Петром Даниловичем устроились с краю, чтобы не мешать другим пассажирам. Перелет Дик перенес так, будто летал всю свою жизнь.
Еще при посадке в самолет в Магаданском аэропорту от Петра Даниловича потребовали, чтобы он надел на собаку намордник — иначе ее в самолет не пустят. Петр Данилович, ласково успокаивая Дика, выполнил это требование.
Он не переносил вида собак, которые носят на морде целую железную клетку, считал, что это не предохраняет окружающих, а только раздражает собаку, заставляет ее смотреть на мир из-за металлических прутьев злобно и настороженно. Умная собака никогда первая не бросится на человека, не укусит, если у этого человека нет дурных намерений. А как она разгадывает дурные эти намерения, наукой пока не выяснено. Но совершенно точно установлено, что здоровая собака в нормальных условиях к доброму человеку, даже впервые встреченному, ластится, а злого сторонится. Только псы, посаженные на цепь и истязуемые хозяевами за то, что не лают на всех подряд, становятся со временем злобными. Если им удается сорваться с цепи, они кусают первого встречного. Но таких псов не только люди — сами собаки опасаются.
А Дик добрая, умная собака — за это Петр Данилович мог поручиться. Намордник был мягкий, удобный, но Дик все равно не мог к нему привыкнуть, сдирал его передними лапами. Когда пассажиры угомонились, а стюардессы ушли подремать в свой закуток, Петр Данилович снял намордник. Дик расслабился и положил голову на передние лапы.
До первой посадки в Новосибирске Дик спал. Он забеспокоился, лишь когда стюардессы стали разносить на подносах еду и запах вареной курятины заструился по салону. Севрину досталась ножка, он ее отдал Дику, и тот в два счета проглотил невиданное лакомство. Проснувшиеся пассажиры, заметив Дика, стали проявлять любопытство, кое-кто предложил обглоданные косточки, но Дик гордо отвернулся, даже прикрыл глаза.
Любопытство его привлекла лишь трехлетняя девочка, которая капризничала от долгой неподвижности и весело затопала ножками, когда ее пустили побегать по ковровой дорожке. Петр Данилович чутко угадывал настроение Дика по вздрагивавшим ушам, по нервным волнам, порой пробегавшим по всему телу. Он просунул пальцы под ремень ошейника — боялся, как бы Дик неожиданно не вскочил и тем не испугал девочку. Дику очень хотелось подойти и обнюхать это маленькое существо, но чуть слышно произнесенные хозяином слова: «Нельзя! Лежать!» — удерживали его на месте, заставляли разыгрывать равнодушие и безразличие. Человеческих детенышей Дику за всю свою жизнь видеть не приходилось, и вполне понятно, что он был взволнован.
В Новосибирске пришлось снова надеть намордник: пока самолет стоял, Петр Данилович гулял с Диком на привокзальной площади. Потом был взлет, посадка и взлет в Омске, но Дик это воспринял уже как что-то привычное, будничное, был спокоен. Он вообще быстро привыкал ко всему новому, и Петр Данилович надеялся, что он легко и просто войдет в новую жизнь, как сравнительно легко и просто
