перенес плавание на пароходе, жизнь в незнакомом городе.
Самолет прибыл в Ленинградский аэропорт ночью. Дик устал от долгого полета, все тело было как чужое. Когда они с Петром Даниловичем спустились по трапу, Дику показалось, что он вернулся на родной остров, что стоит полярная ночь и воет пурга. Пес радостно вильнул хвостом, раздул ноздри, ожидая, что в них сейчас польются родные, такие знакомые запахи. Но, увы! Запахи были незнакомые, еще более резкие и неприятные, чем те, в далеком северном городе, куда его привез пароход и откуда он улетел на самолете. И ветра, в ожидании встречи с которым Дик напряг грудь и пошире расставил ноги, не было. Но шум и вой, похожие на столь знакомые голоса ураганного ветра и метели, откуда-то неслись.
Дик непонимающе ткнулся носом в ладонь хозяина.
— Спокойно, спокойно, — тихо произнес Петр Данилович, — все хорошо!
У ладони был знакомый запах, и Дик успокоился, хотя снующие туда-сюда люди раздражали его, и он изо всех сил сдерживался, чтобы не зарычать.
Багаж долго не подвозили. Петр Данилович стоял, выбрав местечко поукромнее. Вещей у Севрина было немного — тюк и чемодан, но все равно управиться одновременно с ними и с собакой он не мог.
Когда багаж подали на вращающийся круг, Петр Данилович привязал Дика.
— Лежать! — приказал он. — Я скоро буду!
Дик лег, следя за удаляющимся хозяином.
Петр Данилович вез в подарок две песцовые шкурки: обычную белую и голубую — жене и теще — Агнессе Николаевне. В последнюю зиму в его капкан попался голубой песец. Севрин, любовно выделывая шкурку, мысленно видел, как Марина радуется, примеряя обновку. Шкурки лежали в чемодане сверху, чтобы мех не примялся.
А в тюке вместе с пропитанными нерпичьим жиром и потому совершенно непромокаемыми яловыми сапогами, меховой курткой были упакованы ветвистые оленьи рога, неизвестно каким образом оказавшиеся на острове и подобранные Петром Даниловичем во время одной из дальних прогулок. Живых оленей Петр Данилович ни разу за эти три года жизни на острове не встречал. Он решил, что рога эти, возможно, пролежали здесь века, попав в мерзлоту, а потом каким-то образом оказались на поверхности. Хотел он показать эту находку специалистам — пусть определят, что это за гигантский олень с такими рогами был. Если попросят — отдам, думал он, а нет — оставлю себе на память.
Петр Данилович издали увидел зеленый глазок свободного такси.
— Открой багажник, брат, — сказал он шоферу и, когда были уложены вещи, добавил: — Подожди минутку, я сейчас!
Он появился с Диком на поводке, и таксист, молодой, по всему видно разбитной парень, заартачился:
— Не-ет, дядя, забирай свои вещи, не повезу!
— Почему?
— Не положено.
— Да что ты?! Этот пес через весь Союз перелетел — и было положено, а тут — нет! На вот, посмотри документы.
— Документы мне ни к чему. Клади червонец сверху за риск — и вся любовь!
Петр Данилович, подавив глухое раздражение, понимая, что все равно сейчас ничего не добьешься, вынул красную ассигнацию, отдал таксисту. До встречи с женой оставалось так мало — оттягивать этот долгожданный миг было выше его сил.
Он надеялся, что жена приедет в аэропорт, встретит — ведь давал телеграмму о дне вылета, сообщил номер рейса. Но самолет, как обычно на дальних рейсах, на несколько часов опоздал. Узнала, наверное, Марина, что самолет задерживается неизвестно насколько, и уехала. А, может, и не приезжала?
Петр Данилович нервничал. Ему не терпелось поскорее обнять жену, прижать к груди дочурку, расцеловать тещу, которая ему казалась симпатичной и родной, хотя когда-то попортила немало нервов. До отъезда в Арктику Петр Данилович почти год прожил с семьей в квартире Агнессы Николаевны — своей жилплощади у него не было.
После окончания института его направили на работу в Институт Арктики и Антарктики, дали там койку в общежитии. Вскоре он познакомился с Мариной, женился, переехал из общежития в двухкомнатную квартиру ее матери. Агнесса Николаевна сразу заявила зятю, что прописывать его не будет, так как если он пропишется
Петр Данилович как-то не подумал, что Дика он привезет не в свою, а в тещину квартиру, и сейчас досадливо поморщился от этой мысли. Теща могла и не принять собаку. «Да нет, не станет она делать пакостей, — решил он. — Сейчас Аленка появилась, нельзя конфликтовать со мной!» На этом Петр Данилович и успокоился.
Дик уже однажды ехал в такой маленькой машине — в том далеком городе, куда прибыл на пароходе, поэтому вошел в такси спокойно, сел у ног Петра Даниловича и положил ему на колени свою тяжелую голову.
— Смотри, культурный, понимает, что на сиденье лезть нельзя, — произнес с удивлением таксист, — А я думал, сейчас мне все зацапает своими лапами.
— Не зацапает, не из таких.
— Чистопородный?
— Конечно.
— О-о-о…
Петр Данилович назвал адрес, машина рванула с места, и больше они не разговаривали.
Теща жила в Дачном. Таксист домчал пассажиров туда по пустынным широким проспектам всего за несколько минут. Еще с улицы Петр Данилович заметил, что окна освещены, — значит, его ждут.
— Дик, рядом! — сказал он и пошел на третий этаж. Дика он с поводка не спустил — держал петлю поводка вместе с ручкой чемодана, а в другой руке нес свой объемистый тюк.
Едва Петр Данилович отпустил кнопку звонка, как дверь распахнулась. Марина обняла его, Сзади выглядывала теща.
— Как я тебя ждала, как ждала, — шептала Марина, а Петр Данилович целовал ее похудевшее бледное лицо.
— Ты не больна? — спросил он.
— Нет, ничего, на работе устаю только.
— Ты работаешь?
— А ты что же думал: пропадать где-то будешь годами, а я — сиди у окошка да гляди на дорожку?
Они стояли прямо на лестничной площадке. Дик терпеливо ожидал, зажатый между чемоданом и тюком. Он чувствовал, что хозяин в эти минуты совершенно забыл о нем, что выбежавшая из двери маленькая женщина имеет к хозяину какое-то отношение, раз они так обнимаются, как обнимались бородатые и безбородые мужчины на его далеком арктическом острове в день прибытия парохода. И он ждал, когда же вспомнят о нем. Но о нем не вспоминали. Он вильнул хвостом, хлопнув им по чемодану.
— Что же мы так и стоим на лестнице?! — первой опомнилась. Марина.
— Ах, да! — Петр Данилович подхватил чемодан и тюк, ткнулся в дверь, не прошел, подал чемодан теще, волоком потянул тюк.
— А это что за страшилище? — спросила Агнесса Николаевна, когда вслед за Петром Даниловичем в тесную прихожую вошел Дик. Раньше она в суматохе Дика не заметила.
— Это Дик, — ответил Петр Данилович и прикоснулся пальцами к голове собаки. — Между прочим, зимой он спас мне жизнь, товарищей моих позвал на помощь, когда меня медведь свалил.
— Какой ужас! — всплеснули руками обе женщины.
— Дика медведь тоже ранил, но он добрался до домика, я был без сознания. В общем, если бы не он,
