Снова загремел СИГ, я побежал на другую сторону машины, чтобы сесть на правое переднее сидение — и увидел. На площадку выходил торцом дом, он был восьмиэтажным с нашего торца и пятиэтажным с противоположного — вот какие тут были крутые улицы. И на крыше его, в темноте, что-то шевельнулось.
— Top! Didier, тop! — заорал я, упал на колено и вскинул автомат.
Не знаю, чья пуля убила этого урода — наверное, все же Дидье, потому что у него был термооптический прицел, а у меня только мои собственные глаза. Две очереди скрестились на козырьке крыши — и через секунду молния ударила, но не по машине, а у самого подножья дома, лопнул пламенем гранатометный заряд, и каким-то чудом в меня не угодил не один осколок. А еще через долю секунды, через тьму пролетело и тяжко шмякнулось об асфальт тело гранатометчика.
— Fisa!!![37].
Я ввалился на переднее сидение Ситроена — и дверь сама захлопнулась за мной, машина рванулась в узкий проулок, который теоретически, после нескольких поворотов должен был вывести нас на седьмую национальную.
Ситроен — машина на удивление просторная, двигатель был форсированный и наш водитель, выставив подвеску по высоте на максимум, жал по улицам, не жалея ни себя ни нас, ни машину. Патрис, ругаясь во весь голос, рылся в чем-то сзади.
Сколько осталось в автомате, я не знал, по моим прикидкам никак не меньше тридцати — но так не годилось. Я сунул руку к трансмиссионному тоннелю — в наших машинах обычно там крепят автомат. Крепление там было, а вот автомата там не было.
— Прене-ле![38] — на колени мне плюхнулся переданный сзади дробовик Атчиссона с барабанным магазином. В этот момент, салон машины сзади осветили фары, раздался треск, который я уже слышал, но не придавал этому значения. Мотоциклетный двухтактный двигатель, и не один!
— Фио![39].
Мотоциклисты. В отличие от автомобилей мотоцикл, кроссовый, среднеобъемный мотоцикл — самое лучшее, что можно придумать для этих ублюдочных улиц. Прыгает по ступенькам как козел, не страшна никакая теснина. Двое, водитель и стрелок с автоматом, на обоих черные шлемы — не опознать, если так. Слышал, что легионеры тоже так пытались — но здесь своих знают, бросить камень или веревку вдруг натянуть — запросто.
Машину нашу бедную хрястнуло об стену в крутом повороте, и в этот же момент и Дидье и Патрис открыли из салона огонь по преследующим нам мотоциклистам. Салон наполнился грохотом очередей — и в этот момент кому то удалось хлестануть по салону спереди. Из автомата. Машина пронеслась мимо — но дело было сделано, все стекло пошли трещинами и дырами, а водитель был точно ранен. Били как раз по водителю, чтобы остановить машину.
Я схватился за руль, чтобы удержать машину, хотя куда ехать в этом безумном лабиринте — не представлял совершенно.
— Лассе![40] — прохрипел водитель, имени которого я не знал.
Машину ударило о стену еще раз, она все таки вошла в очередной поворот, царапая бортами каменные стены Касбы и высекая искры. Я исхитрился ударить изо всей силы ногой — и вывалил остатки лобового стекла, потому что видно не было совершенно.
Впереди показался поставленный поперек дороги развозной Берлье, он перекрывал дорогу совершенно, не оставляя ни единого шанса проехать — и от темной туши машины в нас летели пули.
— Эмбуш!
Я не знал что делать — но знал, что с раненым водителем шансы проехать точно равны нулю, а пули уже летели в нас. Поэтому, я сделал то единственное, что мне показалось правильным в такой ситуации. Пригнувшись, чтобы пули попадали в моторный отсек, а не в меня, я нащупал руль и резко рванул его вправо, чтобы остановить машину и заблокировать дорогу. Пройти не пройдем, но так между нами и этими ублюдками будет хотя бы машина.
Естественно, ничего не получилось. Меня бросило вперед так, что чуть дух не вышибло, а машину не развернуло — но она сильно помяла крыло об стену и с грохотом и треском отрикошетила от нее, продолжая нестись на Берлье, только с куда меньшей скоростью. Тормозить было некогда и вообще предпринимать что либо было тоже некогда — и через секунду наш Ситроен аккуратно ткнулся аккурат в кабину Берлье.
Меня швырнуло вперед вторично, но я к этому был готов и на месте удержался. Стрелки же, прятавшиеся за Берлье огонь прекратили, то ли испугались, то ли удар по Берлье их отбросил от машины. Этим шансом я и воспользовался — схватив автомат, я высадил все, что оставалось в магазине по грузовику, не видя даже, куда стреляю, просто чтобы осадить, если у кого-то возникнет гениальная идея забраться с автоматом на крышу Берлье и пострелять нас всех. Ни Дидье, ни Патриса в машине уже не было и я, откинув спинку сидения, полез назад, потому что выскакивать через переднюю дверь мне вовсе не улыбалось.
Пахло гарью, дымом — сейчас что-то или загорится или взорвется.
Водитель неподвижно сидел на своем месте, свесившись на руль.
Откинув и его сидение назад, я потащил его с водительского места, потом, прикрывшись распахнутой дверцей — вытащил его из машины. Дидье и Патрис уже успели занять позиции на той стороне узкой улочки, Патрис вел огонь очередями из короткого Миними, не давая бандитам за Берлье опомниться, Дидье стрелял в ту сторону, откуда мы при ехали из винтовки, одиночными. Ориентируясь по вспышкам, я и побежал, таща на плечах нашего водителя и чувствуя, что еще немного — и не выдержу, зря я связался с этим делом. Уже не пацан, не оперативник…
— Нок ля порте![41] — проорал Дидье, перекрикивая даже рокочущий пулемет.
Сначала я не понял — про какую дверь он говорит. Только потом дошло — более темный прямоугольник на стене это и есть дверь, здесь почему то нет ни подъездов, ни ступеней, ничего — просто дверь в стене.
Дверь вывалилась после двух выстрелов картечью и пинка, мы ввалились внутрь и как раз вовремя — у Патриса кончилась лента в пулемете, и другой не было. К моему удивлению — оружие же должно быть закреплено за ними — он просто бросил тяжелое, мгновенно ставшее бесполезным тело пулемета в темноту подъезда, достал свой пистолет-пулемет, принял у Дидье тело генерала, взвалил его на плечо…
Подъезд был чем-то похож на питерское парадное — только темное и вонючее. Когда то здесь был лифт — но теперь шахта была пуста, двери выломаны, а воняло оттуда так, что становилось понятно — кому лень выносить мусор так и бросают его здесь, в шахту лифта. Никогда не понимал арабов — как можно так жить…
По лестницам я поднимался замыкающим, отпустив вперед французов на один лестничный пролет — поскольку теперь у меня было самое мощное оружие в группе. Дробовик Атчиссона АА-12 с барабанным магазином — единственный дробовик в мире, который может стрелять автоматическим огнем патронами двенадцатого калибра, и отдачи почти не чувствуешь. В барабане осталось или восемнадцать или девятнадцать патронов, если я что-то понимаю — в каждом из них по десятку крупных картечин и столько же мелких. В итоге — в ближнем бою это оружие может создать стену огня, сравнимую разве только с миной направленного действия.
Дом был жилым — это была та же самая Касба, город в городе, мы не успели выйти за пределы зоны охоты — просто дом боялся нас. Но если показать слабость — растерзают и имени не спросят, мы будет не первыми европейцами, кто пропал в Касбе без вести и уж точно не последними…
Дверь хлопнула, когда я был на третьем этаже, а гранаты у меня не было. Осколочной, а вот светошумовые еще были. Улыбнувшись, я выдернул чеку одной из них и опустил ее в шахту лифта как раз в тот момент, когда по моим прикидкам возле нее были бандиты — чтобы через пару секунд насладиться истошными криками и руганью наших преследователей, начиная от сакраментального merde и заканчивая
