— Месье Александр — за мной. Заканчивайте здесь.
Вилла Сусини была одним из мест, куда лучше не попадать, и о котором лучше даже не вспоминать. Первоначально это была резиденция Легиона, потом, из-за угрозы терактов ее перенесли на авиабазу Рауль Салан. Здесь же теперь было что-то типа центра дознания, немало обогатившего человечество различными приемами добывания информации у тех, кто не хочет ее давать. Например — вход в сеть, это когда голого человека распинают на железном матраце, на кровати и к кровати подключают ток. Или вечерний душ — это когда человека поливают водой и одновременно подключают ток. Французы вообще в таких случаях действовали жестко и грязно. Второе армейское бюро, которое сейчас возглавлял генерал Бельфор, было известно тем, что оно не желает подчиняться правилам поведения, принятым среди цивилизованных разведок — например, французы могут убить чужого агента и даже резидента, совершенно не задумываясь о том, что это повлечет ответные меры для их людей. Впрочем… не время и не место судить.
Генерал вышел на балкон, затянутый сеткой — от снайперов. Достал небольшую сигариллу. прикурил, не предлагая мне. Может — знает, может — просто хочет мне мое место здесь показать. Ничего, переживем…
— Серьезную задачку вы нам задали, мсье… — то ли с насмешкой, то ли с недоброй иронией сказал он.
— Я так понимаю, что Иностранный Легион не знает других — ответил я.
Генерал передернул плечами.
— Не пытайтесь. Не выйдет. Мы по уши в дерьме, и надо что-то делать. Кто этот ублюдок?
— Я не знаю.
— Знаете. Мне нужна правда.
— Это и есть правда. Вы что — не можете проверить?
— Можем… Меня интересует другое. Для чего он нужен вам, господин вице-адмирал?
— В резерве, — поправил я, — я не нахожусь на действительной службе.
Генерал посмотрел на меня так, как отец смотрит на проделки расшалившегося отпрыска, потом улыбнулся и подмигнул.
— Если желаете мсье. Как бы то ни было — операция из чистого 'пришел-ушел' превратилась в нечто большее. В эпическую битву, в которой я потерял четверых только убитыми. Пресса исходит воем, и у меня на столе лежит запрос Национального собрания с требованием предоставить всю информацию об инциденте. А самое главное — вы приходите и говорите мне, что вместе туза — у нас на руках шестерка. Так? И что я должен ответить на запрос?
— Ничего. Вам не кажется, что Франция погибла от говорильни?
— Франция продолжает жить! — моментально разозлился генерал.
— Перестаньте. Франция мертва, потому что ее убили. Ее убил Наполеон Третий, заключивший союз с теми, кто уничтожил Наполеона Первого — последнего достойного правителя Франции. Я ни в малейшей степени не испытываю раскаяния за то, что сделали мои предки, равно как и вы не раскаиваетесь за то, что пришли в свое время в Крым. Кровь монарха и королевы, которую вы пролили на плахе и тоже не раскаялись в этом, привела к тому, что в Париже сейчас германцы. Франция мертва, но из ее гибели вы никак не можете извлечь уроков. Возможно, если вы перестанете пользоваться покровительством Британии и САСШ, и терроризировать Германию — будет лучше. А если вы взглянет на северо-восток, то увидите там страну, в которой в аристократических родах принято, чтобы ребенок учил французский с детства, а русский — только с гимназии. Если вам это ничего не говорит — то давайте оставим наши отношения чисто деловыми, потому что видит Бог, нам есть в чем помочь друг другу.
Генерал долго молчал, чтобы унять свой гнев.
— Мне нужно допросить этого человека. Возможно, это все же не пустышка.
Генерал кивнул, и я понял — они не смогли.
— Этот парень ваш. Предупреждаю, что весь разговор пишется.
— Его сильно помяли?
— Есть немного. Но не перестарались. Говорить он будет.
Неизвестный, которого мы взяли, сидел голым, привязанным к стулу, привинченном к полу в тесной и душной камере, в камере пахло страхом, кровью и блевотиной, последних двух субстанций было достаточно и на полу. Стул был металлическим, от него отходил толстый черный кабель, который шел к стоящему в углу трансформатору, негромко гудящему, а от трансформатора шел провод к розетке в стене. Еще у стены стоял стол со старомодным кассетным магнитофоном и микрофоном, а перед неизвестным стоял юпитер, применяемый в синематографе для освещения. Сейчас он был выключен и горел верхний свет.
Испытывал ли я жалость к этому человеку? А ничуть! Больше года я прослужил в Персии после того, как Его Величество изволили присоединить Персию к России на правах автономного образования. За мной была вся Персия… я должен был понять, что происходило в них при правлении Шахиншаха, что происходит в них теперь, на кого из 'старой гвардии' можно опереться, кого просто уволить, а кого расстрелять от греха подальше. Помните, рассказывал о визите в пыточную тюрьму САВАК и как там людей раскатывали асфальтовым катком? Так это еще не самое страшное, в основном благодаря этой работе у меня теперь седина в волосах и ни к черту нервы. Вот только после свержения САВАКа произошло такое, что… И этого подонка — явно имеющего какое-то отношение к происходящему — я бы и сам с удовольствием током попытал.
Были, конечно, еще мотивы. О них позже… сами поймете.
Неизвестный то ли был без сознания от жары и пыток, то ли просто играл, что он без сознания. Заметив на столе, где велась запись допроса, бутылку воды — я налил стакан, вылил пытаемому на голову. Он застонал, открыл глаза.
— Доброго времени суток, сударь… — сказал я по-русски.
Испугался. Видно, что испугался.
— Не ошиблись. Я русский. Не ожидали?
— Почему?
Это был тот, второй, кто был в машине. Тот, чей разговор нам удалось прослушать. Тот, с акцентом Западной Персии…
— А такие как вы никогда не ожидают, что сделанное — к ним же и вернется. Стадион. Вспомнили?
— Я не знаю, о чем вы. Воды…
Я поднес бутылку к губам, неизвестный жадно высосал все, что там оставалось.
— Начнем с самого простого. Ваше имя?
— Имя?
— Да, имя.
Неизвестный задумался.
— Имя у меня есть.
— Какое же?
— Пошел ты! Как тебе такое имя?
Разговор шел на английском.
На этом месте — я должен был ударить допрашиваемого. Или включить ток. Но я не сделал ни того, ни другого. Я думал.
Передо мной был не араб. И не перс. И вообще — не мусульманин. При этом — я был уверен, что именно этот урод — был в одной машине с генералом Тимуром и говорил с ним. Явно не о погоде…
— Асм шома чист? — спросил я, задавая наиболее распространенные и общеупотребимые вопросы, — шома ахлем коджа астид? Шома четур асти? Шома фарси харф мизанид?[49] .
Хотя неизвестный прикинулся, что ни хрена не понимает, по глазам я понял — дошло! Понимает!
