Мир без России

глобализацию как наметившуюся тенденцию. Но важно то, что даже в этом случае они придают большое значение политическим механизмам, т. е. правительству или даже государству.)

При этом еще раз подчеркну, что локализация не идентична интеграции. Как явление она более тесно связана именно с глобализацией, хотя иногда может обнаруживать себя и в интеграционном пространстве. Причем в последнем случае она будет вступать в противоречие с интеграционным характером этого пространства, поскольку ориентирована на любые экономические субъекты, неважно, «свои» или «чужие». Примером может служить проникновение японских компаний в интеграционное поле ЕС при содействии «локальных сил», что вызывает постоянные торгово-экономические войны в Европе, да и в целом в Триаде США — ЕС — Япония.

То есть не только процесс интеграции, но интернационализации и глобализации объективно ведет не к умалению роли государства, а к его усилению.

Правда, все сказанное относится, прежде всего, к государствам «золотого миллиарда». Но существуют и такие суждения: «Наиболее разрушительным аспектом этой системы (глобализации — О. А.) является то, что грозная сила и мобильность глобальных корпораций уменьшает эффективность национальных правительств осуществлять естественную политику в пользу своего народа. Лидеры государств теряют контроль над своей собственной территорией, которой они обладали»¹⁷⁷. Естественно, речь здесь идет о странах Третьего мира, куда уже можно отнести и Россию. Те же авторы пишут: «Во многих странах Азии, Африки и Латинской Америки государства коллапсируют под бременем долгов, разжиревшей бюрократии и коррупции» (там же).

Другими словами, когда речь идет о распаде государства под напором глобализации и интернационализации (в данном случае разница не имеет значения), надо четко представлять, о каких государствах толкуют. Глобализация по-разному работает внутри «золотого миллиарда» и в развивающихся странах.

Интеграция

Вторая причина утопизма теоретиков-глобалистов коренится в недооценке или в непонимании процесса интеграции. Проблема заключается в том, что большинство аналитиков не только путают понятия «интеграция», «интернационализация» и «глобализация», но не могут сойтись в понимании самого понятия «интеграция». В качестве примера привожу пассаж из «Экономиста», в котором в отношении глобализации делается такой несколько скептический вывод: «Тем не менее мировая экономика все еще далека от настоящей интеграции». В качестве убедительной демонстрации своего вывода авторы приводят, например, такие «убийственные» аргументы, относящиеся к США и Канаде. Пишется: «Рынки продуктов все еще нигде не интегрируются между границами так, как они интегрированы внутри государства. Примером может служить торговля между Соединенными Штатами и Канадой, где существует одна из наименее ограниченных с точки зрения торговли границ в мире. В среднем торговля между канадскими провинциями и американскими штатами в 20 раз меньше, чем внутренняя торговля между двумя канадскими провинциями, имея в виду расстояния и уровень доходов. Несмотря на все разговоры о едином рынке, канадские и американские рынки остаются в значительной степени разделенными друг от друга. Для других стран это тем более верно»¹⁷⁸.

Авторы данного пассажа путают глобализацию с интеграцией. Сами они пишут о глобализации, исходя на самом деле из критериев интеграции. А некоторые авторы вообще глобализацию «соединяют» с интеграцией в один термин — глобальную интеграцию — явление, которое, пользуясь названием книги этих авторов, представляет на данный исторический момент не что иное, как «глобальную мечту»¹⁷⁹. Естественно, все это не одно и то же. При этом надо иметь в виду, что с понятием «интеграция» проблем не меньше, чем с понятием «глобализация». Насколько непроста эта тема, можно судить по полемике среди западных экономистов.

Для начала рассмотрим, как определяют ее американские ученые. Патрик М. Морган, например, сокрушается: «Что такое интеграция? Увы! Общепринятого определения интеграции не существует. …Одни считают, что интеграция — это условия (это когда мы говорим, что сообщество «интегрировано»), другие столь же убедительно предполагают, что это — процесс (это когда мы говорим, что Западная Европа интегрируется через Общий рынок)»¹⁸⁰. И далее он пытается систематизировать различные определения термина «интеграция». Для разнообразия обратимся к определениям других ученых — Р. Гросса и Д. Кудзавы. Они считают, что «региональная интеграция есть расширение коммерческих и финансовых связей среди стран региональной группы, оставляя остальной мир за рамками этой группы»¹⁸¹. Авторы выделяют пять типов региональной интеграции: 1. Зона свободной торговли, предусматривающая устранение торговых тарифов среди стран региональной группы (EFTA, ALADI {Latin American Free Trade Area}, U. S. — Canadian FTA). 2. Таможенный союз, предусматривающий помимо устранения торговых тарифов установление общей структуры внешних тарифов для стран — не членов группы (the Andean Pact, Caricom). 3. Общий рынок, характеризующийся той же тарифной политикой, как и таможенный союз, плюс свобода движения факторов производства (т. е. рабочей силы и капитала) среди его членов (ЕС). 4. Экономический союз, характеризующийся гармонизацией экономической политики за пределами Общего рынка. Кроме того, экономический союз ориентирован на унификацию денежной (монетарной) и финансовой политики среди его членов (Belgium- Luxemburg Economic Union). 5. Политический союз, в рамках которого вся экономическая политика унифицирована (США и Канада) (p. 273–276).

Почти в таком же ключе с небольшими нюансами определяет понятие экономической интеграции П. Чоу в целях определения интеграционной зоны в «АТР». Он выделяет несколько уровней интеграции: «Низкий уровень — преференциальное торговое соглашение, в рамках которого его члены сокращают торговые барьеры в отношении друг друга, сохраняя собственную сепаратную торговую политику в отношении стран — не членов соглашения. Следующий уровень — свободная торговая зона (СТЗ), внутри которой устраняются все торговые барьеры между странами — участниками зоны, но опять же сохраняется собственная торговая политика вне зоны. Более связанной торговой группой является таможенный союз, который (вдобавок к упоминавшимся условиям функционирования СТЗ) отрабатывает общую коммерческую политику в отношении стран, расположенных за пределами зоны. Общий рынок далее интегрирует экономики внутри членов-государств, расширяя масштабы свободной торговой политики на производственные рынки, позволяя, например, свободу движения капитала и рабочей силы через границы. Наиболее многосторонней интеграцией является экономический союз, в рамках которого устанавливается общая экономическая политика на основе единой валюты для всех его членов»¹⁸².

Некоторые сторонники «Тихоокеанской эры» понимают, что подобные определения интеграции, даже ее первый уровень, не дают им возможности выделить, например, «АТР» в некую интеграционную зону. Чтобы как-то выкрутиться из этой ситуации, они начали «переизобретать» понятие интеграции в целях «спасения» «АТР»¹⁸³. Суть новшества состоит в следующем.

Для начала понятие региональной интеграции разбивается на две части: рыночную интеграцию и институциональную интеграцию. В формулировке корейского ученого Ха Дзюн Юня, «рыночная интеграция прежде всего вовлекает торговые потоки товаров, в то время как институциональная формирует законодательные и институционные механизмы, нацеленные на расширение торговли как в сфере институциональной, так и в сфере функциональной интеграции»¹⁸⁴. Хотя он говорит только о торговле, но идея ясна: управленческий механизм «наверху» регулирует стихийный поток рынка «внизу». Для ученого в данном случае была важна идея о том, чтобы интеграция не вылилась в «эгоистический блок», с одной стороны, дискриминирующий аутсайдеров, с другой — попадающий в самоизоляцию от «глобальной экономической системы».

Казалось бы, вполне разумные соображения, которые при их развитии не только не спасают «АТР»,