руке он нес полную банку пива.
— Привет, Мама!
Щурясь от солнечного света, Рафаэль смотрел на необъятных размеров женщину, сидевшую на кровати лицом к маленькому окошку.
— Ты сегодня красивый, Рафаэль.
Он оглядел себя.
— Новая рубашка. Новые джинсы.
— И новые платья для Риты.
Рафаэль ступил в тень от ящика-дома. Через окно протянул Маме банку пива.
— Оно теплое.
— Какая разница. — В мгновение ока Мама открыла банку и поднесла ее ко рту. Долго пила, потом вытерла губы ладонью. — Денек-то выдался жаркий.
— Да, конечно, — кивнул Рафаэль.
— Слушай, Рафаэль. Что я сегодня видела. Смех, да и только. Этим утром маленькая Тита, ты знаешь, ей три года, живет в трейлере Моргана, в одних трусиках упала в лужу у «Форда», — Рафаэль автоматически повернулся и посмотрел на лужу рядом со ржавым остовом «Форда». Серая грязь, по краям уже иссушенная солнцем. — Должно быть, от воды у нее начался зуд. Она сорвала трусики и начала бегать кругами, громко плача. Ты же знаешь, Рафаэль, моя обязанность — присматривать за детьми. На что еще я гожусь? Так вот, к ней подошли двое сыновей Роки, сколько им, пять и шесть? Маленький Роки и Джаз. И знаешь, что они учудили? Подняли с земли грязные трусики Титы и принялись гоняться за ней, пока не поймали. А потом надели на нее трусики. Она завопила еще громче и убежала от них. На бегу попыталась снять трусики. Споткнулась и упала. Мальчишки снова поймали Титу и стали надевать трусики. Она отбивалась и угодила младшему ногой в нос. Потекла кровь. А он все равно продолжал натягивать на нее трусики. Как же я смеялась. Никогда не видела ничего подобного. А вопили они как резаные. Тита вновь вырвалась и подбежала ко мне. Со слезами на глазах сказала, что не хочет надевать грязные трусики. Подошли и мальчишки. Джаз с разбитым носом. Роки — с мокрыми, грязными трусиками в руках. Отсмеявшись, я велела им пойти к роднику, смыть с девочки грязь, выстирать трусики, а потом отвести Титу домой. Возможно, добавила я, мать найдет ей сухие. — Мама допила пиво. — Интересно, кто сказал этим мальчишкам, что негоже маленькой девочке ходить голышом?
Рафаэль улыбнулся.
Мама всегда рассказывала о том, что происходило в Моргантауне днем или ночью.
И всякий раз другую историю.
Иногда, когда она подходила к концу, Рафаэль с трудом вспоминал, с чего же она начала. И обычно не мог понять, зачем это все рассказывать и что именно заинтересовало Маму.
Риту он нашел в фургоне. Она надела новое, желто-синее платье. Чуть великоватое для нее. В пластмассовом поясе появилась новая дырка, и теперь он плотно обтягивал ее талию. Длинный хвостик свешивался чуть ли не до колен. На ней были и красные сандалии-шлепанцы, которые Рафаэль нашел на свалке.
Что-то она сделала и с волосами — не просто помыла, но уложила по-особенному, Рафаэль не видел у нее такой прически. Волосы выглядели мягче, светлее. И чуть вились у ушей.
— У меня никогда не было нового платья. — Рита улыбнулась.
Он это знал.
А она рассмеялась.
— У меня никогда не было двух новых платьев.
Стоя Рафаэль снял башмаки.
— Сегодня мы пойдем наблюдать закат.
Только тут он заметил, что Рита уже положила на столик сложенную в несколько раз большую пластиковую клеенку, сидя на которой они обычно смотрели, как солнце закатывается за горизонт.
Она уже все приготовила.
Она хотела его.
Сняв рубашку и джинсы, Рафаэль ступил в ванну, где осталась вода после купания жены и детей.
— Где индейка?
— Я положила ее в воду в раковине. Решила, что так она лучше сохранится.
Рита стояла над ним, смотрела на его обнаженное тело. Он сидел скрючившись, пригоршнями набирал воду и поливал себя, намыливался, смывал мыло.
Даже в полумраке фургона он видел, какой нежностью и теплом светятся глаза Риты.
И ощущения возникали совсем не такие, как от взгляда толстого старого дяди. Тут его не бросало то в жар, то в холод, ему не хотелось сжаться в комок, спрятаться за что-либо, заползти в любую щель.
— Я выпила водки.
Она открыла бутылку, отметил про себя Рафаэль, удивившись, почему, собственно, это его волнует.
— Ты не сердишься? — спросила Рита.
— Нет, конечно.
— А тебе налить? По-моему, сегодня ты совсем не пил. Обычно к вечеру…
— Почему бы и нет. — Он думал о том, что через несколько минут они будут наблюдать закат. — Пожалуй, немного выпью…
— …Особенно после того, как ты побываешь в городе. Я не ждала тебя сегодня, да и завтра тоже.
— Тем более, что ты открыла бутылку.
Рафаэль поднялся. Пальцем ноги вытащил затычку.
— Сегодня ты такой странный.
Он вытерся мокрым полотенцем, которое протянула ему Рита. Теперь, смыв пот и грязь, остатки волос и взгляд толстяка, он чувствовал себя куда бодрее.
Струя воды, вытекая, барабанила по твердой, как камень, земле под фургоном.
Когда Рафаэль надел новые джинсы, Рита поднесла к его губам чашку с водкой. Вылила ему в рот.
Он закашлялся.
Рита отвела руку с чашкой и рассмеялась.
— Что это с тобой?
Остатки водки она выпила сама.
— Все здесь пьют, — пробормотал Рафаэль. — Даже Мама. Даже дети.
— Да, — кивнула Рита.
— Все здесь пьяницы. Алкоголики.
— Пьют, пока хватает денег. Пьют всё, до чего могут дотянуться, что могут достать. Времени на это здесь у всех хватает, — ответила Рита.
— Но не везде так живут. В городе, к примеру, не все алкоголики.
— Некоторые могут позволить себе наркотики. Это я понимаю.
Сев на стул, Рафаэль потянулся к башмакам.
— Я вот алкоголик.
— Я знаю.
— А причина как-то связана с местом, где мы живем.
— Как связана?
Рафаэль надел новую рубашку, но пуговицы застегивать не стал.
— Что-то на нас здесь действует, Рита.
— Что именно?
Дети закашляли во сне.
— С ними ничего не случится?
— Фаро присмотрит.
— Точно?
